Ох уж эта Люся

«Хороший отец» встречал семейство у дверей роддома через несколько дней. Коляски у крыльца не было. Цветов, конфет и шампанского для медсестер – тоже.

Не увидев подходящего транспорта, Люся полюбопытствовала:

– Мы на такси?

– Пешком. Погода прекрасная. Подышишь воздухом. Идти недалеко, прогуляемся.

– Мне трудно идти, – пожаловалась Петрова (внутри болело все, ноги не слушались).

– Люда, не ты первая, не ты последняя. По статистике, восемьдесят процентов женщин проходят через подобные ощущения после родов. Так что наберись терпения, – назидательно предложил Жебет.

Люся пошарила по карманам, но ничего, кроме старого грязного носового платка, не обнаружила. Терпения в карманах не было. Тогда она прищурилась, посмотрела вдаль, прикинула величину пути и вздохнула. На что Павлик не преминул заметить:

– Все признаки кислородного голодания.

Спасибо Светке – всю дорогу она мирно спала, единственный раз, пожалуй, не вмешиваясь в разговор между родителями.

Жебет шел важно, неся увесистый сверток на вытянутых руках, и на ходу рассказывал о планах на вечер:

– У нас будут гости.

– Какие гости? Вечером девочку надо будет купать. Я очень устала. Плохо выгляжу…

– Выглядишь ты в соответствии с моментом, – критически отметил Павлик. – В первый день можно обойтись и без купания. Да и будут только свои.

– Кто это свои? – поинтересовалась супруга.

– Твоя мать и Наташа.

– Наташа? – взвилась Люся.

– Да. А что тут такого? Момент волнующий. Посидим чисто символически и разойдемся.

– Ты! Ты!.. – задыхалась Петрова.

– Э-э-э, Людочка, да у тебя, похоже, послеродовый психоз развивается? – цинично прокомментировал Павлик сбившееся дыхание жены.

Петрова не успела ответить мужу. Дорога привела их к новому дому, из подъезда которого выбежала мама Лена и бросилась к зятю, чтобы попытаться облегчить его восхождение на пятый этаж.

– Позвольте… Я сам, – тихо, но твердо отстранил тещу Павлик и, пыхтя, начал подниматься.

Люся тащилась следом, пытаясь усмирить рвавшееся из груди сердце. Мама Лена искоса на нее поглядывала и молча поджимала губы. Переступив порог, Петрова огляделась и обмерла: в светлой, но единственной комнате не было ничего, кроме празднично накрытого стола, – ни кроватки, ни коляски, ни ванночки.

Сверток выложили на диван, две пары рук с нетерпением его стали распаковывать, мешая друг другу. Светка словно почувствовала их неслаженность и затрубила откуда-то из глубины одеяла.

– Пустите, я сама, – отодвинула родственников Люся и распеленала дочку.

Та поджала ножки и с кряхтением покраснела.

– Тужится, – с удовлетворением подметила мама Лена, а Павлик нахохлился.

Петрова подтерла Светкину попку пеленкой и, скомкав, бросила тряпку на пол.

– Сделай воду, – полуприказала-полупопросила она мужа и прижала девочку к груди.

Светка заурчала и поменяла выражение лица со свирепого на просто сердитое. Мама Лена уронила слезу и, пока Павлик отсутствовал, прошептала Люсе: «Не жебетовская-то порода. В Петрова девка».

– Не болтай ерунды, – рассердилась Люся. – Ничего общего.

Вымытая Светка перекочевала на руки к бабушке и после кормления плавно перешла к глубокому сытому сну. Люся в это время рассматривала себя в зеркало в полутемной ванной и преисполнялась отчаянием: серая кожа с красными точками лопнувших сосудов, припухлые веки от набегающих не вовремя слез и унылое выражение лица. После душа ситуация качественно не изменилась – дефекты впечатляли своей жизнеспособностью.

Зато принципиально изменилась расстановка сил в комнате. За нарядным столом восседала Наташа, от которой демонстративно отвернулась новоиспеченная бабушка со спавшей внучкой на руках, а Павлик демонстрировал чудеса гостеприимства.

– Шампанского? – галантно обратился он к гостье.

– Жену-то подожди, – укоризненно прошипела теща.

– И правда, Павел, давайте дождемся Людмилу, – миролюбиво предложила Наташа.

Людмила не заставила себя долго ждать, представ перед почетной гостьей в домашнем халате невнятной расцветки. Павлик выкатил свои круглые глаза и картаво представил:

– Это мой друг. Наташа.

– Я в курсе, – хладнокровно ответила Петрова и села за стол.

Положение было очевидно невыгодным, поэтому она решила идти до конца. Сравнение явно было не в ее пользу. Напротив сидела красивая молодая женщина в умопомрачительной блузке с жабо, с умело подведенными глазами, идеально очерченным ртом и столь же идеальной прической. Люся почувствовала себя прислугой, но тут взыграло пролетарское достоинство, и решив, что терять больше нечего, наигранно бойко предложила:

– Наливай, дорогой.

Дорогой напрягся, но приказ выполнил.

– Дорогая Люда, – торжественно произнесла Наташа. – Разрешите от всей души поздравить вас и Павла с таким замечательным событием – рождением ребенка.

– Не утруждайте себя, Наташа, – рвался пролетариат на баррикады. – Вам придется какое-то время потерпеть мое присутствие, а потом снова сможете оставить в ванной свою зубную щетку, а в прихожей – тапочки.

Наташа покраснела. Мама Лена удовлетворенно хмыкнула.

– Людмила, – строго одернул Петрову Павлик, – что ты себе позволяешь? Наташа от чистого сердца приготовила нам подарок…

Жебет кивнул головой на постельный ящик, на котором восседал метровой высоты пластиковый гусь на колесиках.

– Какая прелесть! – рассмеялась Люся. – У нас как раз нет коляски.

– Люда… – зашипел Павлик.

– Спокойно, – вдруг жестко произнесла Петрова и обратилась к Наташе: – Зачем он вам?

– В смысле?

– Он некрасив. Он самолюбив. Он черств, хотя, безусловно, умен и образован. И у него уже есть главная женщина в его жизни.

– Это вы? – забеспокоилась Наташа.

– Если бы я! – расхохоталась Петрова. – Это его бабушка. Вы знаете, – потянулась Люся через стол к сопернице, – у Павлика – безудержная страсть к пожилым женщинам. Вы, кстати, смотрели на себя в зеркало?

– Я? – дрожащим голосом уточнила Наташа.

– Вы… Не исключено, что в вас есть нечто, напоминающее ему их.

Подобного поворота не ожидал никто из собравшихся, в первую очередь сама Люся, покрывшаяся от напряжения красными пятнами. Жебет, не на шутку рассвирепев, метался по комнате, а Наташа хлопала глазами, поочередно вглядываясь то в Петрову, то в ее мать.

– Мне пора, – с достоинством произнесла оскорбленная гостья и встала из-за стола.

– Вам давно пора, – не удержалась мама Лена и сжала Светку так, что та крякнула.

– Мама! – возопил Павлик и бросился к Наташе: – Я провожу.

– Не стоит, – трагично произнесла она.

Люся поднялась следом и вышла в прихожую. Вокруг Наташи суетился Жебет. Павлик посмотрел на жену с ненавистью. Петрова взгляда не отвела. Она ощущала себя королевой. Правда, в ее царстве всего-то и было, что два подданных: один – пенсионного возраста, другой – младенческого. Зато оба в ней нуждались, просто об этом ни тот, ни другой пока не догадывались.

– Люсь, – через какое-то время произнесла мама Лена, – я, пожалуй, тоже пойду.

– Иди, конечно.

– Может, со стола убрать?

– Не надо. Я сама.

– Тогда пойду?

Петрова не ответила. Мама Лена настаивать не стала, бесшумно оделась и осторожно прикрыла за собой дверь.

Оставшись одна, Люся огляделась, положила на край дивана подушку для Светкиной безопасности и подошла к столу. Минуту подумала, зажмурилась и потянула скатерть на себя. Посуда звякнула – ребенок вздрогнул. «Не пойдет, – подумала Петрова. – Светочка напугается». Тогда завязала скатерть узлом и с удовольствием отметила, как на белой ткани проступают разноцветные пятна нехитрых салатов. Люся притащила из ванны бак для кипячения белья и стряхнула в него уродливый узел в разноцветных потеках. Сверху водрузила гуся, надев ему на голову Павликову шапку. «Хорошо», – отметила Петрова и подошла к окну.

Смеркалось. Люся заплакала, тихо и жалобно. Слезы катились по шершавым щекам, и она их даже не вытирала. С ними из Петровой выливалось жуткое напряжение последних дней, невысказанная обида и черная горечь. Простояв у окна почти час, Люся устала и, старательно обойдя белеющего в темноте комнаты гуся, легла рядом с сопевшей Светкой. А через пятнадцать минут Петрова проснулась от дочернего плача и поняла: «Вот оно, счастливое материнство».