– Ви разорвала круг… – пробормотал фон Кромберг, не поднимая головы, что привело няню в полное замешательство, и она тут же вернула руку на место.
– Запрещаю двигаться. Всем делать мой приказ… – медиум разговаривал тихо настолько, что его было еле слышно на фоне звуков маятника больших часов, висевших рядом на стене.
Внезапно голова спиритолога резко поднялась. Взгляд его Агафья для себя оценила как чумной. Так выглядел кузнец Фёдор в имении, когда перебирал с настойкой.
– Я хотеть начать с того, что старше… – сказал немец. – Можно отпускать руки.
В центр карты медиум поставил вверх донышком блюдце, обеими руками приподняв его под углом, будто пытался под него что-то запустить или поймать.
Татьяна Борисовна поглядывала то на Катеньку, то на няню, то на Сашу, пытаясь понять, что они затеяли. Лица присутствующих выражали предельную собранность и серьезность.
– Скажите, мадам Лузгина… Этот старый мужчина… Я вижу, что это ваш папа́… – фон Кромберг сверлил глазами блюдце, его узловатые и длинные пальцы дрожали от напряжения.
Скептицизм Татьяны Борисовны сменился заинтересованностью. Это было заметно по её взгляду.
– Абсолютно верно, господин фон Кромберг. Это мой покойный папа́, Борис…
– Тссс… – прервал её медиум.
Жутко напрягая глаза, фон Кромберг сделал их совершенно круглыми. Татьяне Борисовне показалось, что у него даже куда-то исчезли ресницы.
Немец надул щеки, покраснел от напряжения, остановил дыхание и держал его до тех пор, пока это было возможно, потом резко выдохнул, словно паровоз перед отбытием, и выпалил:
– Карлович! А Карл служиль в армия! Генераль! Француз! Ваш дед! Но генераль русский! Я теперь все знать о вас!
Агафья не смогла сдержать улыбку умиления. Впечатлил её не истеричный маг, а выражение глаз Танечки. Они горели любопытством, сверкали как раньше, в ту пору, когда в этом доме царили счастье и любовь.
– Я разговаривать с Борис Карлович… положите все руки на блюдце… пальцы… только пальцы, – попросил медиум, опустив блюдце на карту. – Теперь закрывать глаза. Задавать вопрос. Один. Когда я разрешать… Дух Борис Карлович, ты с нами?
Несколько секунд в гостиной царила тишина. Сквозь открытую форточку отчетливо слышался хруст снега под ногами редких прохожих.
Агафья вздрогнула, когда раздался тройной стук, будто постучал шалящий ребенок, забравшийся под стол.
– Он с нами… – медленно произнес медиум. – Спрашивать быстро, пока не ушел.
Татьяна оглядывалась по сторонам, не веря своим ушам. Никогда раньше она не позволяла себе участвовать в таких экспериментах, считая их делом грешным и непотребным для человека воспитанного и образованного. Не поколебал её убеждений и тот факт, что весь Петербург обсуждал подробности сеанса, устроенного Хьюмом для самого государя и его семьи. Царские заботы – его личное дело, а она, Татьяна Данзас – барышня здравомыслящая и верующая исключительно в Господа Бога.
– Ну, хорошо… папа, это ты?
– Закрывать глаза и дышать тихо, – скомандовал немец. – Он отвечать не сразу…
Открыв глаза, Татьяна набрала полную грудь воздуха. Стрелка, нарисованная на блюдце, которого она касалась только что пальцами, показывала на слово «Да», нарисованное на карте.
– Спрашивать еще можно… – пробормотал спиритолог с закрытыми глазами.
– Я не могу, я не знаю… Этого не может быть… – хозяйка дома не смогла сдержать эмоций.
В жизни Татьяны было всего два мужчины, которых она любила всем сердцем – отец и муж. Папинька скончался, оставив её с наследством, но наедине с судьбой, которая потом все же сжалилась и устроила так, что юная сирота оказалась в нужном месте в нужное время. Вернее – в нужном поезде, где Таня к своему счастью, сама того не зная, заставила случайного попутчика по фамилии Лузгин познать все симптомы сердечной болезни, определенной поэтами как внезапная и бесконтрольная страсть.
Что она могла спросить у отца? Его уже нет, и он ничем не поможет.
– Дух обидится, и будет уходить, – констатировал маг.
– Как ты там, папа? – тихонько прошептала Татьяна и решила на этот раз глаза не открывать.
Блюдце не двигалось.
Прошло больше минуты, и немец открыл глаза:
– Ушель… Дух обиделся. С ним нельзя так…
Агафья сжала губы, Катенька лишь досадно качала головой, а капитан-лейтенант сохранял спокойствие и невозмутимо разглядывал буквы, написанные по кругу на карте.
– Господин фон Кромберг, если вы напряжете все свои силы, мы можем получить ответы на наши вопросы касательно господина, изображенного на другом фото?
Медиум резко вскочил с места и принялся сначала похрустывать суставами пальцев, а потом встряхнул кистями рук, будто сбрасывая с них капли воды:
– Это будет тяжело… Больше одного духа за раз вызывать сложно. Я потом целый день спать. Это разрушительно для мой организм…
– Уж постарайтесь, милейший. В этом и есть настоящий смысл вашего визита, – ответил Завадский, многозначительно взглянув на Татьяну, которая тут же задрожала, словно осенний лист на октябрьском ветру.
– Я боюсь, Саша… Я очень боюсь… Нет, я не могу. Как так? Что вы меня этими вопросами терзаете… Лёня жив, какой дух, что вы, право… Нет, Саша, пожалуйста…