Оккупация

Выставил фишкарей, один на охрану работяг, остальных погнал склады проверить, чего там. Машин не хватает, может, чего ценное – тогда за долг можно будет взять.

Глянул на часы – время есть еще…

– Шеф.

Я обернулся – один из пацанов. Сколько я им вдалбливал – никогда не звать по имени. Кажется, вдолбил.

– Мы там нашли кое-что. Глянете?

Пошел. Зашли в склад… один из старых, возможно, еще дореволюционной постройки. Дореволюционной – это до 1917 года, а не до 2014-го. Там все по старинке, кара не проедет, потому груз не на палетах. Ящиками.

– Вот…

Я достал с открытого ящика бутылку. А это еще что такое…

Вместо водки там была какая-то мутная жижа… не жижа… не знаю, что это. Цвет… знаете, есть такой соус терияки, японский. Курицу в нем хорошо. Не знаете? Плохо, что не знаете. Так вот, цвет тот же.

Я свернул крышку (закручено вполне машинным способом). В нос шибануло резким запахом бензина…

Не ипаццо, что делается.

Обратно я вышел в сильно дурном расположении духа. Работяги, которые працювали в ночь на заводе, стояли на коленях, кружком, под стволами автоматов (а у нас, кстати, реальные автоматы, с автоматическим огнем), мобилы у них отняли. Это, кстати, хорошо, что еще не чухнули в селе, что происходит. Сто пудов разборная бригада здесь есть.

Ладно. Вторая часть Марлезонского балета.

– Старший кто?

…

– Старший кто, я спрашиваю! Второй раз повторить?

Взял за шиворот одного, приставил пистоль. Травмат который – но в упор им и убить можно.

– Ты?

– Ни!

– А кто? Кто вас работать подписал?!

Показал на одного:

– Вин.

Бросил этого, схватил за шиворот второго, полушагом, полубегом загнал на склад, ткнул носом в коробки с готовой продукцией, раскрытые. В бутылку, в которой вместо водки была адская смесь бензина, машинного масла и, похоже, пенопластовых шариков – и все это под заводской закруткой. Е…, вот до такого даже я бы не догадался – производить готовые коктейли Молотова. Или Грушевского – кому как нравится.

– Это что?

…

– Это что?! Тебе бутылку об голову разбить, чтобы дошло, о чем я спрашиваю? Или выпить заставить?

– Ни.

– По-русски говори! Я спрашиваю – это, б…, что?

– Не знаю! Нам сказали…

– Кто сказал?! Отвечай, п…р!

– Вова! Вова Жихарь!

– Какой-такой Вова Жихарь?

– Вин здесь живе! На сэлэ.

– По-русски, твою мать! Кто он такой?

Из немудреного рассказа местного селюка выходило вот как – Вова Жихарь, или, как правильно, – Владимир Жихарев, гарный сельский хлопчик, поехал на Майдан и с тех пор пропал. Объявился в две тысячи пятнадцатом, когда прислал с АТО целый грузовик с добром – два телевизора, стиралку, посудомоечную машину, пылесос, кучу одежды всякой. Его мать потом по селу распродавала, какие размеры не подошли. В общем, дело ясное – с Майдана пошел в карательный батальон, зверствовал на Донбассе, награбленное пересылал сюда. Семье в селе сильно завидовали. В две тысячи шестнадцатом появился и сам Вова – уже не наблатыканный пацан с нищей глубинки, весь социальный лифт которого – до бригадира на московской или польской стройке, а «захисник витчизны», патриот ридной неньки Украины. С тех пор начал он разные левые дела в селе делать, мать шинок открыла, откуда спиртное – непонятно, но явно левое, самого Вовы то и дело в селе не было, разъезжал где-то на своей корявой тачиле. Потом он объявил себя смотрящим, начал обкладывать мелкий бизнес в селе – магазинчик, лесопилку, даже бригады, которые на отхожий промысел ездили, обязаны были давать долю за то, чтобы, пока мужики в отъезде, с их семьями тут ничего не случилось. Некоторые пытались возбухать – так у одного коров обеих кто-то в поле из автомата расстрелял, а корова для крестьянина – это все. Другому и вовсе ночью гранату в окно бросили. С тех пор все присмирели и платили Дону Корлеоне местного разлива. Тем более что и Вова примерно вписался в жизнь села – если где несправедливость, шли не в суд, которому никто не верил, или к главе райдержадминистрации, а к Вове, через Вову же можно было устроить сына, пристроить его к делам. Работы не было, поэтому пацаны уходили не в армию, а в мафию, в разборные бригады. Впрочем, и в армию Вова мог устроить, на контракт – не бесплатно, конечно.

Что касается спиртзавода – то Вова время от времени набирал бригады, если людей не хватало. Недавно набрал бригаду по ночам работать, заставляли продукцию то разгружать, то выгружать. Зачем – никто не знает. Один ящик они открыли – спереть решили, увидели, что там не водка, и положили обратно. Никому ничего не сказали…

– В полицию вы не пошли…

– Яка полиция… – сказал бригадир, – тут в полиции у Жихаря два побратима служат, то и дело заезжают, выпивают вместе, недавно напились, из автомата по курам стреляли. Попробуй только в полицию заяви, узнает – убьет Вовка.

Селянин понизил голос:

– Прошлым годом девка пропала, четырнадцать лет. Так и не нашли. Говорят, Вовка ее с побратимами на дороге встретил…

– А сколько народу в селе живет? – спросил я.

– Да який народ… разъехались уси. Ну человек двести.

– Двести человек. И что – ни одного ствола? Одного урода испугались.

…

– Ладно, раз так желаете. Телефон Вовы у тебя есть?

– А як же.