Окно в Полночь

«Ключ — твоя кровь, его тень — тень твоей крови. У тебя нет выбора. И никогда не будет. В жизни — не будет. Место занято. Давно и навсегда. И никто, кроме ключа, рядом не встанет».

Что ж, предсказуемый исход… Я скрипнул зубами:

— Добивай.

«Ты пришёл. Первый. Достойный. Посмотри на меня».

Я непроизвольно отвернулся, жмурясь сильнее. Глаза горели огнём, от боли мутилось в голове.

«Смотри, смертный».

Свет погас быстро и внезапно. Я вытер лицо плащом, отстраненно удивившись собственным дрожащим рукам. Трясутся, как у припадочного. Уронил окровавленный плащ на пол и слепо сощурился. Во мраке слабо мерцала серебристая фигура, высокая, тощая, нескладная. Лицо размывала тень, не касаясь лишь глаз — седых, пронзительных, мудрых.

«Идём», — фигура протянула костлявую руку.

Под боком завозилась мышь. Пискнула тихо и заткнулась, едва тень опустила взгляд на мою сумку.

«Интересная форма. Кто из твоих предков поклонялся Знаниям?» — глухой голос напоминал мой собственный, внутренний.

— Все, — ответил неохотно. — Только меня выбрало Время.

«Идём», — повторила тень.

Макушки коснулось дыхание сущности, и она неловко накинула на мои плечи свой дырявый плащ. Старые лохмотья растеклись по спине и груди, и я невольно поежился. Чужая сила прилипла к коже мокрой одеждой, но вместе с ней отступила боль. И прояснилось в голове. И разлетелись по полу лопнувшие каменные оковы. Я быстро огляделся. Ни тупика, ни угла инициации. Только клочья тумана стелились по полу. Вздохнул и неуклюже шагнул за зовущим. Если не добил, то…

Фигура отвернулась и поплыла по коридору, а Полночь расступалась перед ней, храня светящиеся следы. Я шёл, ни о чём не думая. Пожалуй, впервые я не знаю, что и думать… Хранители либо посвящают, либо убивают. А я застрял где-то между. Сущность ключа следовала за мной, шурша по полу поникшими крыльями. Мышь молча таилась в сумке. Да, не знаю, что и думать… И невольно обернулся. Туман рассеялся, и на стенах вновь замерцали слова. Все до единого. И до открытой двери туда — пара предложений… Только нужды в ней больше нет.

«Не отставай», — вмешался в мои мысли сухой голос.

Я удивлённо поднял брови. Глаза привыкли к мягкой полутьме, и я различил на фигуре хранителя… трещины. И… «пробоины». Словно рваные раны. На горле и грудной клетке, на «плечах» и «коленях» темнели пятна, от каждого из которых расходилась сеть чёрных трещин. Я невольно коснулся первого символа инициации. Тёмная точка на правом виске, из которой разбегались серебристо-чёрные молнии. Одна — к брови, вторая — к уголку глаза, третья — к скуле, четвёртая — к уху, пятая — исчезала в волосах. Жизнь… несмотря ни на что? Меня ведет тень Жизни? Но откуда тогда…

«Да, убивали меня долго, — фигура обернулась, и на «лице» мелькнула усмешка. На пробитом «виске» вздулись чёрные шрамы. — Но жизнь сильнее, и всегда найдёт иную суть для воплощения».

Я неуверенно кивнул. Что мы вообще знаем о хранителях?.. Тени древних магов — тех, кто сумел обуздать и подчинить силу ночи, тех, кто открыл суть точек силы. И научил остальных творить тень. И всё.

«Сильных опасаются. Запредельно сильных — боятся. Могущественных — ненавидят. Запредельно могущественных… убивают. Мы, смертный, достигли запределья. Порога силы, о котором не знал никто. И невозможность нашей силы убила в других опасение и ненависть. Оставив только зависть. И желание постичь суть. Хотя бы — суть. Ведь во тьме невежества страха нет».

Да, есть лишь желание завладеть неведомым.

— Зачем рассказываешь?..

«Чтобы понял».

Я едва не споткнулся. Да, и мне придётся пройти через подобное. Высший без тени, слепой от полуденного света, но владеющий некой силой и сущностью-помощницей — такова моя участь. А писцы среди нас — редкость, легенда столь древняя, что даже потомственные с трудом верят в семейный дар. И… Я таки споткнулся, ибо следующее предположение было неожиданным. Невероятным. Но возможным. Кто ещё сможет научить высшего творить из собственных сил тень, если не тот, кто с ней рожден, если не тот, кому она дана изначально? А если вспомнить «бегающие» летописи… Вероятно, мышь, ругаясь и обзываясь, была права.

— Вы… писцы? — я кашлянул.

Хранитель промолчал. Остановился и пальцем написал на пыльной стене пару строк. Камень сухо треснул, и мой проводник прошел сквозь него, оставив сияющий след.

«Идём».

Я заставил себя представить, что в стене есть… окно. Это серебристый след фигуры. А серебро — это… туман той стороны. И неважно, что через него просвечивает камень. И неважно, куда ведёт путь. Мне сохранят жизнь. Наверняка. В те времена, когда нам поклонялись, писцы оберегали друг друга. И друг для друга были священными. Неприкосновенными.

«Идём же».

Зажмурившись, я быстро шагнул следом. Узкий проход царапнул плечи, макушке прилетело от низкого потолка. Я пригнулся и вполоборота, с закрытыми глазами, протиснулся в узкое «окно». Сущность дышала в затылок и не отставала ни на шаг. Мышь не подавала признаков жизни. Чего боится?..