Окрашенное портвейном (сборник)

Я уже начал раздражаться. До чего ж эти женщины словоохотливы.

– Не забудь охране пропуск сдать.

– Сдам, Юрочка, не беспокойся.

Наконец, Маняша ушла. Я посмотрел на часы: через десять минут к шефу с докладом идти. Надо спешить, а то еще Любка завалится. Люба – моя нынешняя жена. Мы уже два года женаты. После того, как с Маняшей расстались, двенадцать лет жил холостяком. Желающих меня оженить было море. Но к такому шагу я не мог подходить безответственно. Должность обязывает. Как ни как, а в администрации президента работаю. Я уже не мог себе позволить юношеской легкомысленности. В нашей среде браки сродни королевским, много династического расчета и немного взаимной симпатии. К примеру, я уже не мог жениться на учительнице или на какой-нибудь актрисульке. Женщина должна принадлежать только к нашему кругу. Люба была, как раз, из наших.

С Любкой познакомился случайно. Мы с ребятами из отдела после того, как закончили работу над посланием президента, в Александровском саду портвешком расслаблялись. Традиция у нас такая сложилась. Закончил работу для президента, всем отделом из Кремля на природу, в Александровский сад. Зимой на лавочке, а летом на травке располагались. Кейсы сдвинем, стол готов, на него закусочку по скромной: обычно лимончик с маслинками. Ребята коньячок попивают, а я свой любимый портвейн «777». Эксклюзив, только для меня на одном из заводов портвейн такой делают, всего десять ящиков в месяц. Мне, как раз, хватает. Можно сказать, что штучный товар. Директор завода хотел мне угодить, и изменил вкусовые качества в одной партии. Я сразу понял, что не то, так как исчезло гадливое чувство с привкусом брезгливости при питье. Получил он от меня по полной программе, по стойке «смирно» в кабинете стоял. С тех пор он больше не пытался хитрить, и гадливое чувство с привкусом брезгливости уже не покидало меня.

В общем, расположились мы вокруг, выпили по первой за здоровье президента. Это так же традиция у нас такая, сначала за президента, а потом уж за все остальное. Врать не буду, с президентом мы не приятельствуем. Да, отношения у нас ним добрые, но чисто служебные. Раз в неделю хожу к нему на доклад, по своему направлению отчитываюсь. Но и принижаться не буду. Многие его «крылатые» выражения из моих заготовок появились. Даже глухой слышал его «мочить в сортире», но никто не знает, что фраза эта к нему от меня попала.

Я тогда только начинал службу в администрации. В тот день я, как обычно, заработался. Из Кремля вышел поздно, и мне приспичило. Так приспичило, что успел только до Манежа добежать, расслабился, вдруг слышу:

– Гражданин, что вы тут делаете?

Оборачиваюсь, два милиционера стоят, и очень сурово на меня смотрят. Честно скажу, растерялся. Лицо, видно, испуганное стало. Ширинка расстегнута, и по инерции продолжает литься.

– Понятно, гражданин. Цинично, хулиганите, значит? – говорит один из них.

– Он до сих пор хулиганит, – заметил другой.

Мне бы удостоверение показать. Проблем бы не было. А я его, как на зло, на работе оставил, красненькое в мягком коленкоровом переплете. Или еще лучше, денег им дать, но и портмоне из крокодиловой кожи, подарок руководителя одной из африканских стран, тоже там же забыл, в Кремле. Я сдуру на рожон попер.

– Да, вы знаете, кто я? Я сейчас тут вас всех обмочу и замочу.

Понятное дело, что за такие слова они мне навтыкали по самые «помидоры», в мою же лужу меня уложили и приговаривали при этом:

– Мочиться надо в сортире, а тебя козла, мочить.

Слава богу, забирать не стали, оставили в луже лежать.

На следующий день на работу опоздал, так пребывал в расстроенных чувствах и не заметил, как персональная машина мимо проехала. Пришлось на метро добираться. Мне зам. руководителя администрации и говорит, когда увидел меня опоздавшего: «Пиши объяснительную».

– На чье имя? – спрашиваю.

– На чье, на чье. На президента пиши. Трудовой дисциплиной он у нас занимается.

Написал честно, все, как было. Иногда честность бывает выгодным вложением капитала. Я был уверен, что бы ни написал, все равно уволят, поэтому выбрал честный вариант. Написал и передал заявление, как положено в приемную президента. Неожиданно в конце дня ко мне вбегает сам руководитель администрации.

– Ты, что в объяснительной написал? – сходу спросил он меня.

– Как что? Что было, то и написал. Правду написал. Ничего кроме правды.

Это я уже нашу кремлевскую поговорку обыграл: «Говорить все, кроме правды».

– За расчетом, когда приходить? – спросил его, так как ни на секунду не сомневался, зачем он ко мне пожаловал.

– За каким расчетом? Тебя завтра президент ждет, ровно в десять. Он мне сказал, что лично хочет встретиться с автором объяснительной.

До конца дня я успел стать не только героем отдела, но и всех кремлевских сотрудников. Чуть ли не вся администрация в тот день ко мне заходила под различными предлогами, чтобы поглазеть на меня и понять за что же мне от президента такая милость. А, что это милость, никого сомнений не было. Президент редко жалует нас, сотрудников администрации личными встречами.