Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

В начале 1961-го Куваев пишет Попову, как его «скрутило» – вплоть до мыслей о самоубийстве. Две недели провалялся дома на кровати. «С работы в СВГУ мне, мягко говоря, придётся уйти – ведь не будешь ты толковать этим бюрократическим рылам о том, что размышлял о бренности существования в течение пятнадцати дней… От отупения и равнодушия я тут нагрубил высокопоставленным бонзам, а для этих колымских некоронованных королей грубость подчинённого хуже плевка в рожу от вышестоящего».

«Рассказ написан не с наших позиций»

Для тоски имелись причины и литературного свойства. 12 августа 1960 года Куваев записывает: «26 лет… ни фига ещё не сделано толкового, и ведь даже решения нет: что мне делать за этими 26-ю». Тут же – план на год: «Вкалывать как бешеному и играть на двух клавишах: писательстве и специальности». Подобными записями он не раз отмечал свой день рождения. А казалось бы, вся жизнь впереди, молодой здоровый парень…

У Куваева не найти намёка на инфантильность – он рано повзрослел, на что были причины и личные, и поколенческие. Уже в 1964-м писал о себе: «Пора переставать быть мальчиком, время „начинающего таланта“ кончилось. Кончилось и время, когда и тебе прощают слабости и ошибки, и ты их себе прощаешь. Либо ты что-то есть, либо ты нуль».

Сначала Куваева – «открытого» в Певеке молодого литератора – публиковали охотно. Потом стало сложнее. Магаданское литературное и партийное начальство стало относиться к молодому писателю прохладно – может быть, потому, что он стал слишком заметен и «дерзок»… По словам Семёна Лившица (бывшего редактора альманаха «На Севере Дальнем» и редактора Магаданского книжного издательства), Куваев казался областному руководству «незаконопослушным и фрондирующим». Его обвиняли в «демагогии и нарушении комсомольской дисциплины». Как вспоминает Седов, в какой-то момент Олег решил «мирно» выйти из комсомола, попросту перестав платить взносы (членом ВЛКСМ он был с 1948 года, в 1962-м при поступлении на работу укажет в анкете: «Беспартийный, из членов ВЛКСМ выбыл…»).

На заседании бюро Магаданского обкома КПСС 30 июня 1961 года секретарь по идеологии Иван Каштанов выступил с докладом, подготовленным завсектором печати Владимиром Севруком (он потом займёт крупную должность в идеологическом отделе ЦК КПСС). Критике подверглась повесть «В то обычное лето». На защиту Куваева встал руководитель магаданского Союза писателей Борис Некрасов – и вскоре лишился должности.

В сентябре 1961 года рассказ Куваева «Берег принцессы Люськи» разгромили на заседаниях редколлегий газеты «Магаданский комсомолец» и альманаха «На Севере Дальнем». Против Куваева выступил редактор «Магаданского комсомольца» Владимир Новиков. Сотрудник «Магаданской правды», писатель Николай Козлов заявил: «Рассказ написан не с наших позиций. Герои рассказа живут и действуют вне нашей действительности. Этот рассказ космополитический. Эти парни свысока смотрят на человеческую организацию. Они держатся подальше от этой цивилизации, считая, что в этом их спасение. Автор зовёт назад, к предкам. А как автор пишет о нашем коммунистическом обществе? С насмешкой…» Семён Лившиц высказался мягче: «Мы должны помочь автору избавиться от всего наносного, от этой шелухи, литературного пижонства… Он, несомненно, очень талантливый человек». Директор издательства Павел Морозов сказал: «В идейном отношении рассказ Куваева тянет не в ту сторону. Конечно, не стоит его публиковать»…

В итоге «Люську» в Магадане забраковали. Рассказ «С тех пор, как плавал старый Ной» – тоже.

Впоследствии, вспоминая этот период, Куваев коротко написал: «К этой новой руководящей должности (в СВГУ. – Примеч. авт.) я, видимо, не был приспособлен – затосковал и неожиданно для самого себя уехал в Москву». Было от чего затосковать: Куваев мучительно думал, получится из него настоящий писатель или нет, а в Магадане его перестали печатать. Только что шла речь о том, чтобы уже в 1961 году выпустить книгу Куваева (в 1960-м он набрасывал примерный состав сборника, где среди знакомых нам ранних очерков и рассказов были и неизвестные: «Банка клубничного компота», «Русская песня»…) – и вдруг начинается шельмование, да ещё на уровне обкома. Он надеялся опубликоваться в Москве, за него даже ходатайствовал в журнале «Вокруг света» Андрей Попов, но пока результата не было.

Тогда-то Куваев и решил поехать в столицу и как-то поправить свои литературные дела. Парадоксально, но магаданские друзья-недруги Куваеву объективно помогли, фактически вытолкнув его из своего круга. В Москве его сразу приняли и заметили. Как знать – если бы в Магадане в те годы его дела шли лучше, не остался бы он «гением районного масштаба»? Этот вариант Куваев считал опасным. В 1968-м писал Мифтахутдинову: «Тебе надо (пусть на время) уехать из Магадана. У тебя возникает реальная угроза стать гением местного масштаба».

Искатель