Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Об этой «кандидатской» далее мы поговорим подробнее, а пока добавим, что вслед за «Люськой» в № 10 за 1962 год «Вокруг света» печатает «Ноя», затем – небольшую повесть «Не споткнись о Полярный круг». В том же году «Искатель» – приложение к журналу «Вокруг света» (оба названия придуманы как будто специально для Куваева) – публикует повесть «Зажгите костры в океане». Но в первом варианте повести герои искали киноварь – «красные, как незапёкшаяся кровь, хрупкие и мягкие камушки, из которых добывается ртуть», а теперь – металл мидий, содержащийся в фиолетовом минерале миридолите: «В коридорных спорах всплыло магическое слово „мидий“. Тот самый мидий, над которым чешет затылок товарищ из Госплана. Современная индустрия капризна. Она уже не может жевать чёрный хлеб угля и железа. Ей нужны индустриальные пирожные и витамины. Нужен мидий». И мидий, и миридолит Куваев придумал, возможно, по соображениям секретности. Вероятно, за этими полезными ископаемыми «маячит» фиолетовая литийсодержащая слюда лепидолит, для которой характерны примеси цезия и рубидия. Концевые созвучия слов «мидий» и «рубидий» наводят на мысль, что Куваев, создавая свой «художественный» минерал и его производные, опирался именно на рифмовку названий. Отметим, что Куваев испытывал несомненную тягу к ономастическим инновациям, которые не ограничивались царством горных пород и минералов. Так, в рассказе «С тех пор, как плавал старый Ной» жизнь главного героя на необитаемом острове скрашивают веточки селены и кассиопеи – растений, из которых только последняя реально существует. Селена же, судя по всему, получилась в результате авторской селекции представителей селеносодержащей флоры – различных растений, отличающихся повышенным содержанием химического элемента под названием селен (это могут быть, предположим, горчица или астрагал). Условно говоря, лунность придуманной Куваевым селены перекликается самым что ни на есть поэтическим образом с астральностью кассиопеи. Иногда, впрочем, названия подлинных природных объектов, упоминаемых Куваевым, как бы окутывались дымкой недостоверности, спровоцированной избыточным скептицизмом читателей. Например, в рассказе «ВН-740» река Амгуэма именуется «фантастической», поскольку, пишет автор, «в Москве мне не верили, что на Чукотке есть большая река под звучным названием Амгуэма, а один умник даже догадался, что я выдумал это слово от имени Аэлита».

Сохранилась запись публичного выступления писателя Андрея Алдан-Семёнова 1980 года о том, как он помогал Куваеву с московскими публикациями, но она вызывает много вопросов. Алдан-Семёнов сообщает, что в 1964 году, возвращаясь в Москву, случайно познакомился с Куваевым в магаданском аэропорту. Тот будто бы проводил его до трапа, где развязал рюкзак и вручил свою рукопись. Это был рассказ «Не споткнись о Полярный круг», который Алдан-Семёнов передал редактору журнала «Вокруг света» Виктору Сапарину. На самом деле этот рассказ (вернее, уже повесть) «Вокруг света» напечатал двумя годами раньше. Может быть, Алдан-Семёнов ошибся с датой и они встретились в 1962 году? Но здесь же он говорит, что Куваев на тот момент успел прочесть «Барельеф на скале» Алдан-Семёнова, вышедший как раз в 1964-м. Однако в 1964 году у Куваева не было нужды передавать рассказ Алдан-Семёнову. В Магадане уже готовилась к выходу первая книга Куваева – сборник «Зажгите костры в океане» (сдана в набор 30 января, подписана к печати 21 марта 1964 года), куда вошла и повесть «Не споткнись о Полярный круг». Не меньше сомнений вызывает второй устный мемуар Алдан-Семёнова – о том, что будто бы Куваев принёс ему рукопись «Территории» и попросил дать рекомендацию в Союз писателей. В Союз Куваева приняли в 1970-м, когда «Территория» существовала разве что в набросках. Юрий Васильев свидетельствует: даже близким Куваев давал читать рукопись лишь тогда, когда считал её уже готовой к публикации.

Сентябрь 1972-го, Владимиру Курбатову

Закончил свои дела на высокой горе Эльбрус… Торчал я тут 45 дней, все эти дни вставал в шесть утра и таким путём закончил второй вариант толстого романа. Этот вариант уже можно демонстрировать своим людям.

Но знакомы Куваев и Алдан-Семёнов действительно были, в одной из записных книжек Куваева даже имеется домашний адрес Алдан-Семёнова.

Куваев писал, что после отъезда из Магадана около года работал в Москве журналистом. На поверку оказывается даже меньше: остаток 1961 года и первая половина 1962-го. Понятно, что он не был журналистом в обычном понимании. Решал свои литературные дела, пристраивал рассказы в редакции, одновременно думая о будущем трудоустройстве, – и вовсе не о столичном. Его публиковали, он уже не зависел от магаданского начальства, но… «Олег быстро понял, что в Москве ему делать нечего», – считает Борис Седов.