Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

И сам Куваев в отпуске ехал не на юг, а на север – на любимую Чукотку, причём не праздно, а с каким-нибудь очередным более или менее фантастическим замыслом. Летом 1960 года он вместе со Стариком – Николаем Семенниковым, с которым познакомился в геологической партии («дядя Коля», кадровый старшина, воевавший снайпером на Халхин-Голе, охотник; он же узнаётся в Колумбыче из «Азовского варианта»), – отправляется к озеру Эльгыгытгын в поисках Пилахуэрти (Пильхуэрти) Нейка – «мягкой горы» из самородного серебра, которая упоминается в чукотских легендах. Были предания и посвежее, в частности свидетельство «советизатора» Чукотки Василия Уварова, который будто бы установил местоположение этой режущейся ножом горы (на водоразделе Сухого Анюя и Чауна) ещё в 1930-м, но его донесения оказались под сукном. В конце 1950-х Уваров уже из Одессы бомбардировал своего бывшего командира, а теперь маршала и депутата Будённого, а также министра геологии СССР Антропова эмоциональными посланиями («На каждое великое геологическое открытие скрытые враги Советской власти бросаются как злобные псы…»), требуя отправить его на Чукотку и обещая привезти оттуда образцы серебра и платины, а потом ещё заняться отдельно чукотской нефтью.

На лодке «Чукчанка», изготовленной из наколоченной на шпангоуты от морской шлюпки фанеры, обтянутой окрашенным масляной краской брезентом и снабжённой шестисильным двигателем, Куваев и Старик дошли Чаунской губой до жилища старого приятеля Васи Тумлука, потом – до Усть-Чауна. Здесь Куваев знакомится с Рахтыргыном (Антоном), одним из сыновей того самого Алитета, о котором Тихон Сёмушкин написал свой роман (Тумлук оказался зятем этого сына). «Здоровый, сдержанный мужик, знающий, видимо, и свою силу и кое-что потерпевший в жизни», – характеризует Антона Куваев. Записывает: «Алитет в 1940 году повесился в ссылке, на материке началось расследование… Сёмушкин, по словам Антона, про Алитета всё наврал, жил, кстати, он у Алитета долгое время. Имена жены и детей вымышлены, в горы Алитет не уходил, был арестован как кулак… Сын Алитета прочёл книжку про Алитета и сказал: „Это не про нас. Тут жёны другие, дети другие. А Сёмушкину стыдно: столько времени у нас жил как свой, всякий продукта ел, потом всё наврал“…»

Потом – вверх по Чауну и дальше пешком к полному тайн озеру Эльгыгытгын (сначала считалось, что его круглая чаша – вулканического происхождения, позже учёные решили, что озеро возникло из-за падения метеорита). Этот поход будет описан в очерковой повести «Не споткнись о Полярный круг» и записках «Два цвета земли между двух океанов».

Пилахуэрти Нейка Куваев так и не обнаружил. Но вскоре в верховьях реки Баимки, одного из притоков Большого Анюя, было открыто крупное золото-серебряное месторождение. «К моменту, когда пишется эта книга, район этот ещё не покрыт достаточно подробной геологической съёмкой», – констатировал Куваев в «Двух цветах», ставя на истории с серебряной горой не точку, а многоточие. Северное Эльдорадо осталось легендой, но Куваев отыскал в районе его возможного местоположения серебро другого рода: сюжеты, откровения… «Спать на оленьих шкурах, пить чёрный чай без сахара, есть рыбу, сваренную в нерпичьем жиру, – здорово всё это, и голова отдыхает, лучше всяких сочинских пляжей», – записал Куваев в том походе.

Но тем же летом 1960 года пишет: «Тоска! Чёрт побери, давно у меня такой тоски не было».

Работа в СВГУ особой радости не приносила. Организация была строгая, ещё почти дальстроевских нравов. В первой от входа комнате сидели кадровики, дверь к которым всегда была открыта. Они наблюдали за сотрудниками, записывали время прихода и ухода. Борис Седов, в этот период тоже работавший в СВГУ, вспоминает, как главный инженер геофизического отдела Александр Виноградов – «огромный старый дальстроевец, в своё время работавший с зэками», – с матом набросился на Куваева за то, что тот позволил себе не явиться на работу. Олег спокойно выслушал, взял письмо из министерства, требовавшее срочного ответа, написал ответ, а потом так же спокойно сказал: если срочной работы больше нет, я пойду, и завтра тоже не ждите.

Гидрогеолог Эдуард Морозов, в своё время – комсорг СВГУ, вспоминал: «Однажды Олег прогулял 10 дней, а в „объяснительной“ Драбкину написал, что не выходил на работу, так как у него „был душевный вакуум“. Взбешённый такой наглостью Драбкин решил его уволить, но сначала хотел получить поддержку у комсомола. На заседании комитета комсомола с участием партийного куратора Гиттиса приняли решение поддержать решение администрации об увольнении Олега. За промежуток времени до собрания я понял, что творческому человеку иногда и не такое можно простить, и на комсомольском собрании выступил за то, чтоб администрация ограничилась выговором. Драбкин так и поступил. Куваев же на него обиделся». По мнению Морозова, в отместку Куваев наделил персонажа «Территории» Робыкина, в котором узнаётся Драбкин, отрицательными чертами, отсутствовавшими у прототипа.