В июне-июле – трёхсоткилометровый сплав по реке Амгуэме к морю. Затем – тысячекилометровый поход вдоль чукотского побережья от Ванкарема до Уэлена (самый восточный населённый пункт России и Евразии, родина Юрия Рытхэу) и дальше – в залив Лаврентия и бухту Провидения уже в Беринговом море. Большую часть пути, около 700 километров, – на байдаре, потом – на «резинке» и китобойном вельботе.
Сначала шли на чукотской байдаре из моржовых шкур «ВН-740»: «Байдара была старая, почти отслужившая свой срок, и одна дырка на ней была даже не заплатана, а заткнута кусочком моржового сала. Тот кусочек приходилось часто обновлять, потому что его выедали собаки. И вот на примере старой байдары „ВН-740“ нам пришлось убедиться в гениальной простоте и надёжности этого судна для прибрежного плавания. В байдаре нечему быть изломанным. А если же что будет изломано, попорчено, порвано, то всё это чинится подручными средствами, с охотничьим ножом, куском плавника или обрывка кожи. При попутном ветре байдара допускает парус. И великолепно идёт под любым мотором». Куваев напишет об этом плавании рассказ «ВН-740» («Байдарный капитан»), в котором появится Анкарахтын – «чугунный неудачник», пьяница и великий мореход. С ним они шли из Ванкарема в Колючинскую губу. Байдара «ВН-740» будет мелькать и в очерках Куваева. Он даже выдвинет версию, что именно байдарный флот позволил азиатам заселить Северную Америку, а вовсе не перешеек, существовавший когда-то между Чукоткой и Аляской. Высоко ценил байдары и главный чукотский писатель Юрий Рытхэу. Герой его «Снегопада в июне» говорит: «Байдара во много раз лучше вельбота! Если бы они сегодня пошли не на деревянном судне, а на кожаной байдаре, им легко можно было бы выйти из ледового поля. Конечно, тяжёлый вельбот и тащить тяжело, и неповоротлив он. А про парус совсем забыли. Давай мотор и всё. Иной раз заглохнет он и дрейфует вельбот, а тут дует попутный ветер».
Куваев знакомится с местным населением. Записывает: «У охотников большие мозолистые руки. Как у колхозников в Европе. У пастухов руки по-женски малы, но зато ноги – сплошные сухожилия и развиты феноменально». Или: «В камлейке охотник, разлёгшийся на гальке, удивительно напоминает контуры моржа. Видимо, веками устраняли всё лишнее и добились идеала: стали походить на моржа, такого же земноводного, как и они сами».
Вся чукотская еда (мясо) имеет свой привкус. Будь это знаменитая копальхен, моржовые кишочки, вяленая нерпа или просто свежая оленина. Основу всё же составляет мясо лежалое, несвежее. Оно-то и имеет сильный специфический привкус, который дразнит и манит.
Мы раскопали (расковыряли палкой) склон одного из холмов. Кости, зола, угли, кости. Черепки посуды! Конец копья из кости! Наконечник сохранился превосходно, даже остро заточенный конец… Археология изучает быт, вещи, внешнюю жизнь людей прошлого. Но как узнать их внутреннюю жизнь. О чём они думали? Что за проблемы были у них, кроме проблем пожрать, попить, поспать? Вероятно, этого мы никогда не узнаем. Нужна психологическая археология или археология психологии.
Сидим. Очень сильный шторм. Продукты, однако, кончились. Лопаем моржатинку. На наше счастье, выкинуло почти свежего моржа… Вечером варили тухлятинку. Ели в несколько приёмов, потому что сразу съесть кусок со спичечный коробок трудно. Съешь кусок, полкружки чая, потом ещё кусманчик… Утром у Сергея сильно болел живот.
(Употребление мяса по традиционным рецептам северных народов вообще опасно для не привыкших с детства к такой пище людей; упомянутый выше датский путешественник Расмуссен скончался именно от отравления мясом в Гренландии. –