Ольга, княгиня русской дружины

Мистина в окружении своих отроков наблюдал за этим издалека, с опушки перелеска. Они видели, как двое, трое, пятеро из людей Сигге, видя бесполезность сопротивления, несутся со всех ног к зарослям и исчезают в них; в ответ на вопросительные взгляды своих людей Мистина качал головой. Он не хотел сам становиться убийцей людей своего отца, пусть они и предали его первыми. Но был рад увидеть, что большинство из них, следуя законам седой старины, предпочитают погибнуть в неравном бою, пасть с мечом в руке, наполовину извлеченным из ножен, но не бежать.

Только когда сопротивление затихло и огонь опал, Мистина подъехал поближе. Спешившись, люди Ингвара вязали сдавшихся, поднимали и перевязывали раненых. Погибших у Ингвара не было.

Один из киевских гридей, Градимир, вел пленника со связанными руками.

– Мой брат двоюродный, – завидев Мистину, весело ухмыльнулся Градимир и хлопнул того по плечу: – Сам мне сдался!

– Я не виноват, что ты прямо на меня наскочил, – мрачно ответил Бьольв. – Как бы я пережил твой позор, если бы ты убил родича?

– А никак! – так же весело согласился Градимир. – Пошли к князю. Буду просить, чтобы тебя помиловал.

Но прочим Свенгельдовым отрокам, не имевшим близкой родни в Киеве и в Ингваровой дружине, повезло куда меньше. Не сходя с коня, Мистина оглядел поляну. Рослый, могучий, в белой одежде, сидя верхом над полем битвы, в смеси сумрака и пламенных отблесков он напоминал самого Кощея. Его застывшее лицо против воли было мрачно. Облегчение боролось в нем с тайным, незаконным, несправедливым чувством стыда.

Вокруг, мертвые и умирающие, лежали те люди, которых он мог бы назвать своими братьями. Их создал его отец – «сделал людьми… или чем-то похожим на людей», как говорил сам Свенгельд. Собрал тех, у кого не было рода. Тех, кто оставил свой род, чтобы следовать за отважным и удачливым вождем. Стал их отцом, сделал их, сирот и изгоев, единым родом, где все друг за друга. И они были верны ему – до смерти и после смерти. Как в сказаниях. Как те воины древности, которые считали позором уйти живыми с поля битвы, где пал предводитель.

Мистина не хотел такого исхода для дружины своего отца. Почему же так вышло? Почему он привел их на смерть… и не жалеет об этом?

Эти люди были верны своему вождю и себе. Но их вождь мертв, а их время миновало. Среди вождей с их верными дружинами появился сильнейший. Имя ему – Русская земля. И они стали лишними. Преградой у него на пути. Они пытались жить в прошлом, не считаясь с требованиями настоящего. А значит, прошлое утянуло их за собой в темноту. Под землю. По-иному и быть не могло.

– Предатель… – раздался хрип почти из-под копыт его коня.

Мистина опустил глаза. Там лежал кто-то из братьев Свеновичей: Туробор, кажется. Грудь его была в крови, и при каждом выдохе кровавая пена показывалась на губах. Опирался он на спину еще кого-то – уже неподвижного.

– Нет, – Мистина покачал головой. Больше он не шевельнулся и не подал знака отрокам, понимая, что рана смертельна и перевязок не требуется. – Вы первыми предали меня, когда украли мою семью. И ошиблись, когда попытались силой управлять мной. Сыном вашего вождя…

Это был не упрек. Это было объяснение, почему они потерпели поражение. Потому что Мистина был сыном Свенгельда и сполна унаследовал те качества, ради которых дружина хотела привлечь его на свою сторону. Которые делали его острым клинком, о который при неумелом обращении можно порезаться.

И вот их больше нет. Если кто-то и выжил, бежав с поля, это уже не важно. Свенгельдова дружина перестала существовать как сила, с которой нужно считаться. Два хищника схватились над добычей, и победил сильнейший. Ингвар отстоял свое право на древлянскую дань.

Теперь осталось отстоять его перед самой Деревлянью.

Мистина повернулся к своим отрокам:

– Зовите наших и собирайте раненых. Всякому сразу говорите: или я выкупаю его у Ингвара, лечу и беру к себе, но уже на моих условиях, или Ингвар продает их всем гуртом жиду Манару, а дальше Волжский путь – Хвалынское море – Серкланд.

Мистина опустил взгляд к Туробору. Тот уже не дышал: лицо застыло, кровь на губах сохла.

Тронув коня концом плети, Мистина поехал искать Ингвара.

* * *

Великий и светлый князь русский сидел на земле, а Сигвальд Злой перевязывал ему раненую руку. Возбуждение битвы едва спадало, Ингвар раскраснелся и тяжело дышал. Его лицо с приоткрытым ртом и приподнятыми бровями приобрело несколько недоумевающее выражение, но это была лишь видимость: именно сейчас, сидя на краю поля выигранной битвы, он очень хорошо все понимал в своей жизни.

– Сильно? – Мистина спешился и глазами указал на рану.

– Да так. Ну чего, йотуна мать?

– Теперь ты можешь спокойно собирать твою дань. – Мистина раскинул по земле полу толстого некрашеного плаща и сел на нее рядом с Ингваром. – Я вам еще не рассказал…

Он кивнул подошедшему Логи-Хакону. Тот был невредим, только облизывал по привычке кровавую ссадину на тыльной стороне левой кисти – знакомую всем гридям «щитовую язву».

Логи-Хакон тоже сел рядом. Отрок поднес им кринку с водой, все трое по очереди приложились.