Ольга, княгиня русской дружины

Найденные снегоступы Соколина подлатала, как сумела, и припрятала. Ближайшие окрестности она уже знала хорошо, но от сухих мест их отделял пояс топей. Ходима прошел там безо всяких вешек и прочих видимых знаков – путь на Игровец и впрямь держался в строгой тайне. Соколина не раз уже пыталась отыскать тропу, не раз приходила домой мокрая по колено, а то и выше. Ута боялась, что однажды золовка не придет совсем, но Соколина уверяла, что пользуется шестом и точно знает, как нужно выбираться, если провалишься.

Но даже если бы она нашла этот путь, что дальше? Если она выйдет в Навкин Край, там ее схватят и отправят назад. А пройти, не попавшись никому на глаза, шесть-семь днищ хотя бы до Малина – задача немыслимая для девушки без снаряжения и припасов. А до Свинель-городца или Киева она будет идти, пока снег не ляжет. Ее будут искать, а у нее ни лодки, ни лошади, чтобы опередить преследователей.

И главное, о чем Ходима и не мог им рассказать: в дружбе сейчас Мистина с Ингваром или в раздоре? Раздора между ними Ута боялась сильнее всего, и, когда они уезжали из Свинель-городца, такая опасность существовала. На чьей стороне был Мистина в день битвы – Ингвара или Сигге Сакса со товарищи? От этого зависело все, в том числе и то, волнует ли киевского князя их судьба.

Услышав новости Ходимы, Соколина призадумалась.

– Мы всегда в полюдье ходили по Ужу и по Тетереву, – сказала она, под «мы» привычно имея в виду отцову дружину. – А нас ведь сюда вдоль Тетерева привезли?

– Да. Мы где-то в его верховьях.

– До верховий Тетерева они добираются от Малина дней за пятнадцать… как дело пойдет. А теперь… не знаю кто и ведет их, – мрачно добавила она. – Что, дед сказал, всю отцову дружину перебили?

– Он сказал, разбили. Сколько убитых – откуда ж ему знать.

Соколина вздохнула. Как ни злилась она на отцовых отроков, мысль о том, что они погибли, тяжко давила на сердце. И хуже всего была неизвестность. Редко так бывает, чтобы дружина погибала вся до последнего человека. Но кто из них жив, кто мертв? Соколина перебирала в памяти лица, не зная, которые из них – лица мертвецов. С кем-то она была дружна, до кого-то ей не было особого дела. Но даже если бы перед ней вдруг предстали суденицы и предложили самой выбрать, кем пожертвовать, ей не намного полегчало бы. Сначала не стало отца, и тем ее привычному миру был нанесен первый сокрушительный удар. А теперь и дом его погибал. Как бы ни сложилась жизнь – ей туда не вернуться. И пусть высится на прежнем месте Свинель-городец, торжествуя над гранитной кручей, – она надеялась на это, – чего стоят частокол и избы без людей?

А здесь, на болотах, будто на том свете, все прежнее казалось таким далеким, ненастоящим, будто выдумка. Да был ли он, Свинель-городец со всеми обитателями, или приснился ей?

Однако теперь у Соколины появилась цель. Когда Ингварова дружина придет в эти места, добраться до нее – уже не такое несбыточное дело. А Ингварова дружина как-нибудь да вызволит их отсюда, лишь бы им узнать, что семейство Мистины здесь, в этих краях! И даже если Ингвар всмерть рассорился со своим побратимом, Ута и ее дети оставались ближайшими родственниками Эльги. А что сестра может быть равнодушна к ее судьбе, Ута и мысли не допускала.

Оставались три сложности. Первое – узнать, когда киевский князь будет поблизости. Второе – выбраться отсюда и найти к нему дорогу. Третье – отвязаться от возможной погони.

Это третье представлялось самым легким. За месяц с лишним они уже столько наслушались от парней о навках, здешних старых волхвах и Дивьем Деде, что решение напрашивалось само собой.

Однажды утром Соколина вышла из избы хмурая.

– Что, не ходил к вам больше Мракота? – обратилась она к Богатке и Ходишке, гревшимся на солнышке возле своего порога.

– Да вроде не видали. – Богатка поморгал из-под отросших волос.

– А я слышала сегодня… что-то.

– Что? – оживились парни.

– Сплю и вроде слышу: дверь скрипит. Думаю, на двор кто-то вышел. А никто не идет. Встаю – закрыта дверь. Опять ложусь. Опять скрипит. Встаю – закрыта! Ута говорит, так на Осенние Деды бывает – когда чуры вечерять приходят, их не видно, а только дверь скрипит да пощелкивает что-то.

– Так до Дедов еще вон сколько! – махнул рукой Ходишка.

– Да и деды-бабы тут у вас не простые. Осень идет, вот мы и боимся: вдруг волхвунья вернется, а в ее избе мы сидим!

Еще дня через два уже Святанка рассказала, что-де видела ночью вроде бабку: вошла, у двери села, посидела и ушла.

Чем дальше, тем хуже: покойная волхвунья стала являться Соколине во сне. То и дело девушка по утрам рассказывала парням: приходит бабка, платок на лицо надвинут, будто лица вовсе нет, стоит молча у лавки, глаз не видно, а вроде бы и глядит!

Парни слушали, разинув рты. Им тоже было тоскливо, ведь для них это болотное заключение было немногим веселее, чем для самих пленниц.

– И вроде как зовет за собой, – жаловалась Соколина. – Вот так пятится и вроде рукой манит: иди, дескать, за мной!

– Куда ж она м-манит? – оторопело спрашивали парни.

– Куда-куда! В Навье Око, видать! Ее ж туда бросили, ваш отец говорил.