Оля

Я сидела, как пришибленная. А Кирилл принялся расхаживать по гостиной. Он упивался своей ролью.

– А знаете ли вы, мои дорогие, что виновным в убийстве Данилы Степановича… или Даниила? Как правильно?

Я молчала.

– …Ну не важно. Так вот, виновным в убийстве Смирновского признали Илью – его старшего сына, а значит и брата Ольги Даниловны? Ну, конечно, вы этого не знали. Для меня это тоже стало сюрпризом. Вы думаете, что я наговариваю на нашу славную медсестру? Посмотрите на ее лицо, и вам все станет понятно.

– Как ты узнал? – прохрипела я.

Кирилл рассмеялся.

– Ах, детка, в наше время связи значат все так же много. Несколько звонков куда нужно, пара запросов. Сущая ерунда. Ты расстроена? Но ты же не думала, что это сойдет тебе с рук?

Он смотрел на меня и улыбался. У меня все громче звенело в ушах.

Я почувствовала, как слезы подступают к глазам, и закусила губу. Не плачь! Не показывай им своей слабости! Кто эти люди, что смеют судить тебя!

Кирилл с интересом наблюдал за мной. Светлана сочилась ядом. Элеонора Константиновна невозмутимо курила очередную сигарету.

Пара глубоких вдохов, и я взяла себя в руки.

– То, что произошло в моем детстве, не имеет никакого отношения к смерти Виктора Петровича. Вы ничего обо мне не знаете, и у вас нет права обвинять меня в его смерти, – я пыталась быть спокойной, но меня всю трясло. – К тому же у меня не было повода.

Лучше б я этого не говорила!

– У тебя был прекрасный повод! – воскликнула Светлана. – Ты убила его из-за денег! Сначала выпросила их у него, а потом убила, чтобы он не передумал!

– Да ей и выпрашивать не было надобности, – заметил Кирилл. – Она его самым настоящим образом загипнотизировала. Не правда ли, моя маленькая поклонница Милтона Эриксона?

Я похолодела.

Он возвышался надо мной, склонив голову набок и мерзко улыбаясь. Светлана готовилась вцепиться мне в горло. Даже Элеонора Константиновна, утратив свое обычное безразличие, насмешливо кривила тонкие губы.

Ну все. Хватит. Достали!

Поднявшись с кресла, я вынудила Кирилла отступить. Он отошел к дивану и встал рядом с матерью, хладнокровный и безжалостный.

А я внезапно успокоилась. Смотрела на них и с удивлением чувствовала, что мне их жалко. Бедные и глупые! Как же ничтожны их жизни! Какими нелепыми и никчемными страстями заполнены их дни.

Наверно, можно было бы простить их. В другое время я бы так и поступила. Но не сегодня. Возможно, после я и пожалею о своем порыве, но сейчас я остро чувствовала, что не могу позволить им безнаказанно пинать меня.

– Знаешь, Кирилл, – улыбнулась я ему, и он напрягся. – А ведь если говорить о поводе для убийства, то лучший был у тебя. Это тебе были так нужны деньги, что ты не погнушался залезть в стол своего отца. Кстати, я сохранила твою железяку. Если захочешь повторить – не порти Фимины спицы.

Он злобно смотрел на меня, но молчал. А я обратилась к его матери.

– Что касается вас, Элеонора Константиновна, то у вас тоже была причина желать смерти Виктору Петровичу. И Светлана совсем недалека от истины. Вы заметили, что вашему мужу стало немного лучше, и поэтому вполне могли ускорить его кончину, опасаясь разоблачения и возможного развода. Ведь вам тоже были нужны его деньги.

Элеонора Константиновна не донесла сигарету до рта и уставилась на меня. К сожалению, я не видела выражения ее глаз, скрытых темными стеклами.

Светлана торжествовала, но недолго.

– А вас, Светлана, я по глупости и наивности защищала перед Виктором Петровичем. Но, похоже, он был прав. И вы такая же хищница, как и все в этом семействе.

Внезапно я выдохлась. И почувствовала невыразимую усталость. Мне больше нечего было им сказать. Кроме, пожалуй, одного.

– Скажи, – повернулась я к Кириллу, – как бы ты поступил, если бы увидел, что за твоей матерью гоняется, размахивая топором, пьяный козел, по стечению обстоятельств являющийся твоим отцом?

Он побледнел.

– А вот Илья встал на его пути. Мне все равно, что ты думаешь или говоришь обо мне. Но если ты еще раз заговоришь о моем брате, я сделаю тебе очень больно.

Я прошла через гостиную к лестнице и стала подниматься на второй этаж, но на полпути остановилась и обернулась к этой троице, сидевшей в молчании:

– Вы мне настолько противны, что я была бы рада уехать отсюда немедленно. И даже без зарплаты. Но я останусь здесь и дождусь результатов вскрытия.

…

На следующий день состоялись похороны Виктора Петровича. Гроб с его телом выставили для прощания в актовом зале института, который он некогда возглавлял.

Я могла бы поехать попрощаться с человеком, значившим и сделавшим для меня так много. Но я не стала этого делать. Вместо этого я весь день просидела в его кабинете, думая о нем и вспоминая наши беседы.

Эти воспоминания были так живы, что иногда мне казалось, что я слышу его голос и ощущаю его присутствие.

Около шести вечера в кабинет вошла Элеонора Константиновна. Она молча подошла к дивану, где я сидела, положила на него конверт, развернулась и так же молча пошла к выходу.

– Элеонора Константиновна! – сказала я ей в спину.

Она остановилась и вопросительно глянула на меня через плечо.