Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Гюго отстаивал свою позицию. Он хотел, чтобы борьба началась уже на следующий день. Наступила полночь. Куда идти? Молодой человек, Роельри, предложил ему ночлег. Госпожа Роельри уже спала, но она встала, чтобы принять его, «восхитительная блондинка, бледная, с распущенными волосами, в капоте, очаровательная, свежая, взволнованная событиями, но, несмотря на это, любезная». Как только в дело вступала женщина, он и в опасности находил нечто романтическое. Ему приготовили постель на слишком коротком диване. Ночью он почти не спал. Рано утром направился к себе. Изидор, его слуга, воскликнул:

– Ах, это вы, господин Гюго? Сегодня ночью приходили, хотели вас арестовать!

Третье декабря было днем баррикад. Бодэн погиб на баррикаде, произнеся знаменитые слова: «Вы сейчас увидите, как умирают за двадцать пять франков». Депутаты, еще находившиеся на свободе, приняли декрет, где было сказано, что его заслуги перед родиной велики и он будет погребен в Пантеоне. Нужно отметить, что эти депутаты рисковали своей головой. В то время как Гюго на площади Бастилии в пламенной речи убеждал группу офицеров и полицейских, к нему подошла Жюльетта, не оставлявшая его в эти дни. Сжав его руку, она сказала:

– Вы добьетесь того, что вас расстреляют.

Четвертое декабря, решающий день, стало днем массовых убийств. Сопротивление, оказанное буржуазно-либеральными кругами, было жестоко подавлено. В Париже погибло не менее четырехсот человек. Гюго утверждал, что убито было тысяча двести человек; Вьель-Кастель говорит, что две тысячи. Для цензуры очень просто – дать ложные сведения о количестве жертв подавленного вчера восстания. Как во времена «белого террора», «ультра» требовали от президента «не проявлять милосердия и жалости, быть несгибаемым, изваянным из бронзы» и пройти наш век с «карающим мечом в руке». В этом кровавом хаосе Жюльетта непрестанно следила за Гюго. Было что-то патетическое и возвышенное в этой женщине, еще красивой, но поблекшей и уже седой, женщине, которая повсюду следует за любимым человеком, чтобы в нужный момент броситься вперед и грудью заслонить его от пули. Подвергаясь опасности, она теряла его и вновь находила. «Госпожа Друэ делала все, всем жертвовала для меня, – пишет Виктор Гюго, – благодаря ее поразительной преданности я остался в живых в декабрьские дни 1851 года. Я обязан ей жизнью». Восемь лет спустя, в 1860 году, на корректурных оттисках «Легенды веков», которые Гюго подарил Жюльетте, он написал в качестве посвящения:

Если я не был схвачен, а затем и расстрелян, если я жив и поныне, – этим я обязан Жюльетте Друэ, которая, рискуя собственной жизнью и свободой, ограждала меня от преследований, опасностей, неустанно оберегала меня, всегда умела подыскать для меня надежное убежище и спасла меня, проявив такую исключительную находчивость, рвение, героическую храбрость, о которых один Господь Бог знает, и Он вознаградит ее! Она бодрствовала днем и ночью, одна бродила во мраке по парижским улицам, обманывала часовых, сбивала со следа шпионов, бесстрашно переходила бульвары во время перестрелки, постоянно угадывала, где я нахожусь, и, когда речь шла о моем спасении, всегда находила меня… Она не желает, чтоб об этом говорили, но тем не менее необходимо, чтобы эти факты были известны.

Шестого декабря Жюльетта привела его в дом № 2 по улице Наварен, к госпоже Саразен де Монферье, с которой она познакомилась в Метсе. Супруги Монферье, люди крайне правых взглядов, пять дней укрывали у себя мятежника. Отыскав для него это надежное убежище, Жюльетта приносила ему туда сытный ужин и все необходимые вещи.