Оливер Твист

— Очень сладко, ма'амъ, — отвчалъ мистеръ Бембль. Онъ пристально взглянулъ на мистриссъ Корней и, если сторожъ можетъ быть нженъ, то мистеръ Бембль былъ нженъ въ эту минуту.

Чай былъ налитъ и поданъ молча. Мистеръ Бембль прикрылъ носовымъ платкомъ свои колни, чтобы крошки не запачкали его великолпныхъ брюкъ, и началъ сть и пить. Удовольствіе это онъ прерывалъ по временамъ глубокимъ вздохомъ, который не вредилъ, однако, его аппетиту, но даже, напротивъ, облегчалъ операцію ды и питья.

— У васъ есть кошка, ма'амъ, — сказалъ мистеръ Бембль, увидя кошку, которая нжилась у огня среди своей семьи;- и котята также.

— Вы и представить себ не можете, мистеръ Бембль, какъ я ихъ люблю, — отвчала хозяйка. — Эти животныя всегда такъ счастливы, такъ забавны, такъ веселы, что лучшихъ товарищей мн и не нужно.

— Прелестныя животныя, ма'амъ, — отвчалъ мистеръ Бембль, — семейный, такъ сказать.

— О, да! — съ энтузіазмомъ подхватила надзирательница. — Они такъ любятъ свой очагъ, что истинное удовольствіе смотрть на нихъ.

— Мистриссъ Корней, ма'мъ, — сказалъ мистеръ Бемблъ, говоря медленно и отбивая тактъ своей чайной ложечкой, — я хочу вотъ что сказать вамъ, ма'амъ: кошка или котята, которые живутъ съ вами и не любятъ своего дома, не кошки, ма'амъ, а….ослы!

— О, мистеръ Бембль! — воскликнула мистриссъ Корней.

— Факты, ма'амъ, остаются фактами, — сказалъ мистеръ Бембль, медленно, въ темп amoroso, размахивая чайной ложечкой, — я самъ бы съ истиннымъ наслажденіемъ утопилъ бы такихъ кошекъ.

— Вы жестокій человкъ, — сказала хозяйка, — жестокосердный человкъ!

— Жестокосердный, ма'амъ? — сказалъ мистеръ Бембль. — Жестокій? — Мистеръ Бембль подалъ свою чашку, причемъ слегка пожалъ мизинчикъ мистриссъ Корней, два раза хлопнулъ себя ладонью по жилету, тяжело вздохнулъ и отодвинулъ свой стулъ отъ огня.

Столъ былъ круглый. Мистеръ Бембль и мистриссъ Корней сидли около камина другъ противъ друга и разстояніе между ними было небольшое, а потому мистеръ Бембль, удалившись отъ огня, удалился съ тмъ вмст и отъ мистриссъ Корней. Нкоторые благоразумные читатели увидятъ въ такомъ поступк мистера Бембля величайшій актъ героизма, такъ какъ въ данный моментъ все, и время, и мсто, и случай, благопріятствовали выраженію самыхъ нжныхъ чувствъ; но чувства такого рода приличествуютъ только людямъ легкомысленнымъ и беззаботнымъ и роняютъ достоинство судей, членовъ парламента, министровъ, лордовъ и другихъ великихъ общественныхъ дятелей, а тмъ боле сторожа, который долженъ быть самымъ непоколебимымъ изъ всхъ государственныхъ мужей.

Каковы бы ни были намренія мистера Бембля, (а что они были наилучшія, въ этомъ нтъ сомннія), но, какъ мы уже дважды говорили объ этомъ, столъ былъ къ несчастью круглый, вслдствіе чего разстояніе между мистеромъ Бемблемъ и хозяйкою все уменьшалось по мр того, какъ онъ двигался кругомъ стола и кресло его такимъ образомъ очутилось бокъ о бокъ съ кресломъ, на которомъ она сидла. Когда кресла столкнулись, мистеръ Бембль остановился.

Вздумай теперь надзирательница подвинутъ свое кресло вправо, она попала бы прямо въ каминъ, а если влво, то упала бы въ объятія мистера Бембля. Вслдствіе этого (скромная дама однимъ взглядомъ сообразила вс могущія быть послдствія) она осталась тамъ, гд была и подала мистеру Бемблю вторую чашку чаю.

— Жестокосердый, мистриссъ Корней? — сказалъ мистеръ Бембль, мшая чай и глядя въ лицо матроны. — А вы не жестокосердая, мистриссъ Корней?

— Богъ мой! — воскликнула хозяйка. — Какой любопытный вопросъ для холостого человка! Почему вы такъ интересуетесь этимъ, мистеръ Бембль?

Сторожъ выпилъ весь чай до послдней капельки, сълъ поджаренный ломтикъ хлба, стряхнулъ крошки съ колнъ, вытеръ губы и поцловалъ матрону.

— Мистеръ Бембль! — воскликнула скромная леди умирающимъ голосомъ, который сразу потерялся у нея отъ страха. — Мистеръ Бембль, я закричу!

Мистеръ Бембль вмсто отвта медленно и съ достоинствомъ обнялъ ее рукой вокругъ таліи. Если леди выразила свое намреніе крикнуть, то при такомъ смломъ поступк она должна была бы крикнуть еще громче, не помшай этому стукъ въ двери. Мистеръ Бембль поспшно вскочилъ съ кресла и, подойдя къ бутылкамъ съ виномъ, тщательно принялся обтирать ихъ, а матрона недовольнымъ тономъ спросила кто тамъ. Любопытенъ въ этомъ случа тотъ фактъ, что голосъ мистриссъ Корней сразу принялъ оффиціальную сухость, что несомннно явилось слдствіемъ воздйствія неожиданнаго стука на овладвшій ею страхъ и трепетъ.

— Пожалуйте, мистриссъ, — сказалъ дрожащій старческій голосъ и изъ-за дверей выглянуло лицо безобразной старухи, — старая Салли умираетъ.

— Мн то что съ того? — сердито сказала матрона. — Я не могу оживить ее.