ОМЭ

— Ты смотри, сколько проверяющих послано по нашу душу! — Чесаков насмешливо подсчитывал вслух людей в шлюпке. — Четверо на веслах, пятеро с винтовками, а золотопогонник правит.

— На проверку не похоже. — В глазах Любасова промелькнуло тревожное. — Скорее другое...

— Увидим, — сдержанно откликнулся Губанов. — Самое главное — стоять на своем.

Шлюпка подвалила к туркменке вплотную. По знаку офицера, пятеро солдат — деникинских добровольцев, как называли их, перебрались на палубу парусника, согнали моряков на корму, к стене каюты-рубки, окружили, навели винтовки. Только тогда офицер вылез из шлюпки, прошелся вдоль палубы, задержался у приоткрытого трюма, повел носом, учуяв запах бензинных паров, остановился перед моряками:

— Бензинщики?.. Давно ловим. В Астрахань пробираетесь? К большевикам?

— Да что вы, господин офицер! — протестующе вскинулся Любасов. — Идем в Гурьев. По- смотрите документы.

— Посмотрю, — обещал офицер. — Ты шкипер? Давай их сюда... Остапчук, — велел он одному из солдат, — сходи с ним. Не спускай глаз!

Под присмотром солдата Любасов нырнул в каютку, вынес из нее судовой журнал, подал офицеру.

Прежде чем перелистать его, деникинец вздумал покуражиться:

— Подвел вас ветерок, господа бензинщики. Час-другой — и наверняка ускользнули бы... А завтра хвастались бы красным в Астрахани, что надули нас.

Шкипер опять запротестовал:

— Какие мы бензинщики? Везем керосин в бидонах. Не верите документам — загляните в трюм.

— Не втирай очки! — Деникинец снова повел носом в сторону трюма. — Я еще не потерял нюх и отличаю бензин от керосина. А в трюм заглянут без меня, можешь не сомневаться. В Петровске заглянут.

— Неужто в Порт-Петровск поведете?! — В голосе шкипера послышались отчаяние и мольба, — Господин офицер, досмотрите здесь! Нам же в Гурьев надо. Ведь написано, куда идем.

Небрежно перелистывая журнал, деникинец с явной насмешкой протянул:

— Миль на тридцать восточнее вам надо быть, если в Гурьев следуете.

Задержал взгляд на последней записи, затем пересчитал пальцем моряков:

— Четверо. А в судовой роли записаны пять. Где пятый?

— Воду откачивает, в трюме течь появилась, — с готовностью объяснил Любасов и позвал, как условились: — Ланщаков! Чего копаешься? Вылезай на проверку!

Два солдата, едва офицер кивнул им, устремились к приоткрытому люку.

Над трюмом показалась голова Ланщакова.

— Подыми руки, бензинщик! — Первый деникинец навел на матроса винтовку, второй ухватил его за шиворот, грубо помог выбраться из люка, подтолкнул к остальным морякам. — Дуй до кучи!

Взгляд, брошенный Ланщаковым на товарищей, предупредил их без слов: втулка, закрывавшая отверстие в днище судна, просверленное для того, чтобы моряки могли в любой момент потопить туркменку, была вытащена.

Не подозревая об этом, офицер приказал гребцам в шлюпке:

— Берите на буксир!

Матросы белогвардейского сторожевика по-хозяйски засновали на палубе туркменки, вытащили спрятанный ее командой от непогоды швартовый канат, один конец его закрепили на паруснике, другой перебросили в шлюпку.

— А теперь принимайте всю компанию. — Захлопнув журнал, офицер издевательски радушно пригласил моряков: — Пожалуйте в гости, товарищи бензинщики... — Видя, что они, переглядываясь, мнутся на месте, подстегнул окриком: — Марш за мной!

Спрыгнул на корму шлюпки, дождался, когда сошли вслед за арестованными моряками державшие их под прицелом солдаты, скомандовал грести к сторожевику. С победным видом озирая угрюмых пленников, дирижерски взметнул руку, чтобы управлять гребцами, и — замер, заметив испуганные физиономии, обращенные к туркменке.

— Ваше благородие! — предостерегающе выкрикнули наперебой солдаты. — Поберегитесь!.. Она, кажется, тонет!..

Шлюпка подалась назад, словно кто-то, упираясь, потянул ее к себе с непоборимой силой. Буксирный канат угрожающе задрожал от напряжения, с яростным треском вырвал румпель, вокруг которого был обвит, хлестнул по воде и юркнул в море, а шлюпку обратным рывком швырнуло вперед.

Сшибленный неожиданным толчком с ног, офицер вскочил, обернулся к туркменке, увидел, что та легла на бок и краем борта уже касалась поверхности моря, в бешенстве повернулся к морякам:

— Успели кингстон открыть?!

Любасов, скрывая иронию, воскликнул:

— Разве на таких лайбах, как наша, кингстоны бывают?.. Я же вам говорил: течь в трюме, все время человек на откачке был... — Жалобно прибавил: — Разорили вы нас, господин офицер... Сейчас захлебнется...

Деникинцы ошалело смотрели на туркменку. Она еще круче накренилась, не больше минуты пробыла в таком положении и сразу исчезла, оставив, как недолгий след, воронку омута.

— Совсем разорили, — сокрушенно повторил Любасов. — Суденышко, груз, пожитки... все пропало...

— Заткнись, бензинщик! — визгливо заорал офицер. — Ты у меня попритворяешься, каналья!

С бранью, сквернословя, вымещая досаду, накинулся на гребцов.

Те послушно навалились на весла.

В тишине, под ритмичное поскрипывание уключин шлюпка подошла к борту корабля, откуда молча смотрели деникинцы.

— Лезьте! — Офицер злобно поторопил моряков: — Живо, гости дорогие!