Он приходит по пятницам

Обсудив все детали вдоль и поперек, друзья пришли к выводу, что нельзя исключить существования еще какого-то числа знавших про существование платины: среди снабженцев, бухгалтерских «девушек», среди часто толкущихся в приемной и общающихся с начальниками сотрудников, а также и в других – самых неожиданных – закутках НИИКИЭМСа. Кто-то мог что-то услышать (даже если оно и не было предназначено для его ушей), увидеть какую-то бумажку – да мало ли как могло быть? В то же время было ясно, что знавшие или догадывающиеся об этом секрете особенно не трепались, и широкой огласки сей факт не получил. Как искать того, кто мог – намеренно или нечаянно – сыграть роль наводчика, было совершенно неясно.

Однако среди неопределенного числа гипотетических «наводчиков» было одно лицо, вокруг которого подозрения сгущались до степени, если не полной уверенности, то, во всяком случае, до очень и очень убедительного свидетельства. И, конечно, этим лицом была кладовщица Нина. Уже сама ее печальная судьба не оставляла почти что никаких сомнений в том, что она тем или иным образом была замешана в дело хищения платины. Только такое предположение давало ясный и разумный ответ на вопрос: зачем ее надо было убивать? кому была выгодна ее смерть? Рассуждая об этом, Холмс с Ватсоном без долгих колебаний отбросили в сторону свои предыдущие соображения относительно того, что убийство Нины могло оказаться связанным и с какими-либо «внеинститутскими» личностями и мотивами. В свете вновь открывшихся обстоятельств

прочие гипотезы уже выглядели крайне неправдоподобными – зачем искать какие-то внешние причины и разрабатывать

Нининого мужа, когда налицо столь весомая причина, как ее очевидная связь с украденной платиной. У сыщиков не было никаких сомнений, что зарезанный электрик, кража платины и отравление Нины – камешки из одной и той же мозаики. Уж очень хорошо они укладывались в осмысленную аккуратную картинку. Та феерическая сумма, которая должна была достаться преступникам в случае удачи, и тот риск попасть под расстрельную статью, который им грозил в случае разоблачения, легко объясняли их решимость «замочить» кого угодно и сколько угодно, лишь бы остаться не пойманными. Здесь, правда, перед детективами стояла непростая дилемма: надо было выбрать либо предположение о сознательном сотрудничестве кладовщицы с бандитами, либо считать ее невольной наводчицей, выдавшей кому-то опасную тайну по своей природной болтливости. Понятно, что могло быть и так и этак, но наши сыщики дружно отбросили первый вариант, даже не пытаясь его детально анализировать. Они были уверены, что всё поведение Нины опровергает такую возможность, и, если не считать покойную гением конспирации и актерского мастерства, надо признать, что до самого последнего момента – то есть до того, как она обнаружила пропажу платины, – ей и в голову не приходило, что смерть электрика может что-то изменить в ее судьбе. Знай она о планах бандитов заранее, не могла она чирикать и хихикать как ни в чем не бывало, – она с тревогой ожидала бы выполнения плана, и изменения в ее поведении стали бы заметны окружающим задолго до того, как кража совершилась на самом деле. Пусть такого рода доказательства и не имеют юридической силы, но Холмс с Ватсоном посчитали их вполне убедительными, не противоречащими никаким известным им фактам, и посему исключающими преступный умысел в разглашении Ниной доверенной ей тайны.

Следовательно, можно было не сомневаться, что отравили Нину потому, что она могла рассказать следователю, с кем поделилась своим секретом, и таким образом дать ему в руки ниточку, ведущую к преступникам. Если так посмотреть на это дело, – а сыщики прочно остановились на такой точке зрения, – то на первый план опять выходила Нинина ближайшая подружка – Петунина. Когда они в прошлый раз обсуждали эту фигуру в связи с отравлением кладовщицы, то пришли к достаточно банальному выводу, что у бухгалтерши была явная возможность

совершить преступление. И доступ к известному ей яду и время для того, чтобы подсыпать его в банку с кофе, у нее были. Но в тот момент не вырисовывался никакой разумный мотив, способный побудить попавшую в их поле зрения Петунину, решиться на такое ужасное дело. И вот теперь в их руках оказался серьезный мотив: необходимость заставить Нину молчать о неосторожно вылетевшем слове. При этом заинтересованными в том, чтобы Нина умолкла навеки, были не только бандиты, но и сама Петунина: ей ведь тоже грозила тюрьма, если дело выйдет на явь. Пусть такой мотив был всего лишь гипотетическим, но выглядел он весьма правдоподобно – в этом разногласий между друзьями не было. Следовательно, Петунина требовала к себе самого пристального внимания. Надо было выяснить, что она за человек, кто входит в круг ее знакомых, нет ли у нее связей с блатной средой и так далее. При этом надо было действовать очень осторожно, чтобы не спугнуть ее и стоявших за ней бандюг – пусть они считают, что обрубили все концы, и никакая дорожка к ним не ведет.