Она исчезла

Когда Паша пять лет назад вел расследование убийств в особняке Кирсановых, Римма там бывала, но вот с соседкой, Одинцовой, ни разу не виделась.

А теперь выясняется, что Синичкин для Елены этой Сергеевны потом некое щекотливое дело исполнял — а она ни сном ни духом не ведала! Впрочем, кто он ей теперь, тот Синичкин! Ясно ведь, после вчерашних ночных откровений у нее с ним никогда больше ничего не склеится.

Одежды подходящей не было, если не считать заношенной за два дня и подванивающей, если честно, блузки. Оставалось после душа разгуливать по одинцовскому особняку в халате и тапочках а-ля гостиничные, но с вензелем: Е.С.О., не иначе «Елена Сергеевна Одинцова».

Когда Римма спустилась на второй этаж, рядом, неслышно, как кошка, возникла прислуга-филиппинка, проговорила почти без акцента:

— Не угодно ли вам позавтракать?

— Угодно.

Прислуга проводила гостью в столовую, а через пару минут подала и блинчики, и сырнички, и омлет, и кашу, и красную рыбу, и ветчину, и колбасу, и сыры — опять-таки, как в пятизвездной гостинице.

Выпив кофе и сделав себе бутерброд с сырокопченой колбасой, Римма подошла к окну. Паша наплавался в бассейне и теперь сидел, красивый и пропорционально сложенный, в шезлонге рядом с гражданкой Одинцовой. Та тоже выглядела неплохо, на уровне, доступном к сорока пяти — пятидесяти только богачкам: подтянутая грудь и лицо, накачанное в спортзалах тело. Они о чем-то весело дискутировали, причем время от времени хозяйка касалась руки Синичкина. Оставалось лишь гадать, в каких они состояли (и состоят!) отношениях. Не специально ли он сюда Римму привез, чтобы продемонстрировать — сам не лыком шит?! Есть у него, типа, порох в пороховницах? Котируется на любовном рынке?

Одинцова почувствовала Римин взгляд из окна, оглянулась, сделала приветственный жест. Паша тоже улыбнулся и радушно замахал девушке.

Через пару минут оба появились в столовой — тот и другой, как Римма, в белоснежных халатах, и Синичкин наконец их представил.

Одинцова выглядела радушной. Улучив момент, она шепнула: «Давайте мы вас экипируем. Размер у нас с вами почти одинаковый, а у меня много вещей, которые купила, да носить не стала — на многих даже ценник не срезан».

«Не иначе, Паша попросил», — с неудовольствием поразмыслила Римма. И еще невольно подумалось: «Размерчик-то у нас одинаковый, но у меня тело естественное, я, в отличие от тебя, никаких пластических операций, липосакций и даже ботаксов пока не делала».

Однако предложение выглядело разумным и на него следовало соглашаться.

Как справедливо замечал Михаил по поводу той ужасной избы в Селищах: нищие не выбирают.

Примерки и подгонка вещей (которой занималась та же филиппинка) заняли несколько часов. За это время и Паша экипировался — ему достались вещи бывшего одинцовского мужа.

А потом Синичкин сказал вполголоса: «Пойдем, Римма Анатольевна, погуляем».

Они принялись бродить по участку Елены Сергеевны — в отличие от дома и бассейна изрядно запущенному. И частный детектив сказал:

— До этого мы убегали и защищались. — Он благородно включил себя во множественное число, хотя до прошедшей ночи бегала она одна. — Но мы не можем носиться по стране и ховаться до конца своих дней. Если только этот самый конец не наступит довольно скоро. Но этого не хотелось бы. Поэтому теперь, моя дорогая, я предлагаю перейти в контрнаступление. Иначе не победим, сто процентов.

— Контрнаступление! — воскликнула она. — Но как!

— Надо думать и придумывать. Хочешь, взвесим-прикинем вместе, хочешь, по отдельности. Или сначала по отдельности, а потом сойдемся и устроим мозговой штурм. Например, для начала хорошо бы понять, кого твой Михаил и ты своим поведением прогневали. Потом выяснить — чем? А после того как мы наших врагов установим, надо найти их противников, которые в соответствии с известным принципом: враг моего врага — мой друг, могут встать на нашу сторону.

В итоге так и порешили: размышлять, советоваться, действовать. «Именно в такой последовательности: сначала думать, потом предпринимать, — с элементом назидательности проговорил Синичкин, — а не наоборот».

Римма вернулась в свою комнату. Шкаф заполнился нарядами и коробками с обувью. Пусть они были подачкой или, если угодно — подарком, все равно это странным образом поднимало настроение и улучшало вкус к жизни.

После обильного завтрака кусочек колбасы забрался в щель между жевательными зубами, и она полезла в сумочку, где, как и тысячи других полезных мелочей, всегда лежали две-три зубочистки.

И вдруг увидела там записку: желтый листок, будто вырванный из старой, ветхой тетради, чуть не плесневелый. Явно не она писала. Зачем ей записки самой себе оставлять? Что она, лунатик? Римма нетерпеливо развернула бумажку. Там оказалось накорябано неровным почерком:

«Помнишь кофе в моей квартире?» И ниже подпись: «М.М.»

Павел

— А чем таким кофе в его квартире отличался от любого другого?!

— Да ничем! Кофе как кофе.

— Растворимый? Гранулированный? Из кофеварки?

— Да я помню, что ли?