— Вообще-то,
— Ой, Пашенька! Никак, ревнуешь! Что ты вообще к этой записке привязался?
— Да потому, что это явно шифр. Тайное послание. И оно оказалось у тебя в сумочке после появления Михаила. Ты его, несомненно, не писала. Я тоже.
— Может, Паисий? — неуверенно предположила девушка. — Или жена его? Дочки? Детская шутка такая. Секретик.
— А ты с ними кофе, что ли, пила? Где? В какой такой квартире? Да и зачем Паисию тебе писать? Вдобавок на глазах жены и детей. Или когда ты в квартире Парсунова в городе Королеве проживала, там кофе тоже каким-то особенным был?
— Нет. Они, кстати, с родителями вообще кофе не пили, только чай, и то предпочитали не настоящий, а иван-чай.
— Поэтому давай вернемся к твоему Мише. Попробуй вспомнить. Вот вы утром кофейничаете у него дома. И?.. Что примечательного?
Мы прогуливались по растрескавшимся бетонным дорожкам на участке Елены Сергеевны. Ни дорожки, ни сад, в отличие от дома и бассейна, не обновлялись, как видно, десятилетиями. Крапива стояла в человеческий рост. Крючились засохшие ветви яблонь. Малина представляла собой непроходимую чащу.
— Что там вспоминать?! — Римма покраснела. — Да, он каждый раз сам его варил. Священнодействовал. Растворимого не признавал. У него агрегат был, не знаю, как точно называется, капельная кофеварка, что ли. Такой чайничек как бы из двух усеченных конусов, вставленных друг в дружку. В нижний воду заливают, в серединку молотый кофе кладут, на газ ставят. Водичка кипит и в верхний сосуд поступает в виде горячей черной жидкости. Вуаля.
— Ну а дальше?
— Дальше? Он разливал и приносил мне в постель. Бегал в кондитерскую за какими-нибудь булочками или пироженками.
— Может, у вас с ним какой-то примечательный разговор за кофе состоялся?
— Да нет, просто болтали, ни о чем.
— А этот самый кофе для кофеварки Миша твой сам молол? Или готовый покупал?
— Покупал готовый. В шкафу у него стояла куча фирменных алюминиевых банок, каждая с плотной крышкой. Чуть не десяток: послабее, покрепче, с добавками, самых разных фирм… Я еще над ним шутила: макарон у тебя в хозяйстве нет, каши нет, гречи нет, а кофе хоть ложкой жуй.
— Вот, — после паузы удовлетворенно сказал Синичкин, — чувствую я: твой Миша, хоть и из могилы, наводит нас на нужный след. Давай собирайся, поедем в Питер.
Поиски «мерса», привезшего на пристань шлюшек, и заказчика всех последующих безобразий на яхте он решил оставить на потом.
Разумеется, когда у тебя за спиной имеется мощное оперативное сопровождение, которое готово носом рыть, искать конкретные прокатные конторы лимузинов и отдельно взятого шофера, привозившего в указанный день в определенное место указанных людей, на это можно потратить человеко-часы и человеко-годы. А когда ты один-одинешенек — если вдруг выберешь унылую бадягу, то погрязнешь в ней с концами, не выплывешь.
Поэтому приходилось находить иные приоритеты.
Георгий Степанович решил посмотреть, что творится на фирме пропавшего. И у него дома. Он верил в собственное чутье, и ему представлялось, что он сумеет разглядеть: стало ли неожиданностью для близких и коллег исчезновение Вадима Петровича Ружгина? Или здесь элемент игры, падение с яхты подстроено? Девка била его бутылкой по затылку — да по взаимной договоренности не добила?
Прописан погибший оказался в роскошном особняке на Английской набережной, бывшей Красного Флота, неподалеку от загса. Панорамный вид на Неву (как писали в рекламных проспектах) и Васильевский остров. Там же значилась зарегистрированной его жена (или вдова?) Ольга Ивановна Ружгина.
— Вас ожидают? — вопросил Георгия Степановича внушительный слуга, исполнявший роль швейцара.
— Нет, но я веду расследование по поводу исчезновения Вадима Петровича, хочу поговорить с его супругой.
— Ожидайте.
Прихожая особняка действительно впечатляла вторым светом и высоченными потолками, однако в то же время выглядела недоделанной, оборванной на полуслове: словно внезапно кончилась краска, то есть деньги. Вместо предполагающейся люстры под десятиметровым потолком болтались голые лампочки, на мраморной лестнице не хватало перил, вместо камина или печи-голландки возвышался лишь постамент. Может, Ружгина утомили трудности жизни и стройки — вот он и прыгнул с яхты в залив?
Наконец откуда-то со второго этажа к Георгию Степановичу по лестнице без перил спустилась жена — или теперь ее следовало именовать вдовой?