Он трогается с места, и мы направляемся к нашей первой цели, закусочной «У Дианы». Звенит крошечный колокольчик над входной дверью, и Диана оборачивается к нам, но в ее взгляде нет того радушия, что я привыкла видеть, приходя сюда с Адамом или Джаредом. Она смотрит на нас скептически.
– Ба, какие люююди, – произносит она на своем диалекте и, подходя к кабинке у окна, бросает на стол несколько меню.
– Привет, слаадкая, – говорит Квентин. – Ну разве ты не
– Что вам приготовить? Я так понимаю, сегодня у вас ночное ралли? – спрашивает она.
Я резко вскидываю голову.
– Откуда ты знаешь?
– О, дорогая, от нас ничего не скроешь. Мы все знаем, когда у вас эти маленькие пати. – Ее акцент звучит сильнее, чем обычно, и, похоже, она что-то плеснула в свой вечерний кофе. – Так что будете заказывать?
– Палочки из моцареллы и жареную картошку, – говорит Генри. – Пожалуйста. – Он сверкает зубастой улыбкой.
– Принято, – говорит Диана. – Только скажите своим дружкам, чтобы никаких игр здесь не устраивали! В прошлом году тот мальчишка Гарднер пытался украсть все наши бутылки с кетчупом. Это никуда не годится. – Она грозит пальцем с ярко-красным маникюром, в цвет волос.
Никки подается вперед и шепчет:
– Нам надо быть осмотрительнее.
– Все обо всем знают. Если бы кто-то хотел прикрыть нашу лавочку, они бы это сделали, – говорит Генри, широко раскидывая руки на всю спинку дивана. Я ощущаю его пальцы на своем плече.
Он прав. Весь Золотой берег об этом знает. Все так или иначе в этом замешаны, просто не обращают внимания.
Ближе к полуночи я уже готова к тому, что вся эта круговерть скоро закончится. Голова раскалывается от передоза алкогольными желе, которыми мы заправлялись в Бухте мидий, пока смотрели, как Джордана Вашингтон прокалывает иглой мягкую, мясистую мочку уха Ракель Гарзы. Ракель грызла апельсин и морщилась, в то время как остальные члены ее команды визжали от восторга, вычеркивая еще один пункт из списка заданий.
Никки, полностью поглощенная своей ролью тамады, то и дело заглядывает в телефон, ожидая новостей от Марлы и Роберта, которые вызвались возглавить две команды.
– Ни хрена не отвечают, – говорит она, когда мы несемся обратно к ее дому. –
– Успокойся, Никки, – мягко говорю я, потирая виски, чтобы унять сахарную головную боль.
– Меньше всего я хочу это слышать
Генри и Квентин переглядываются впереди, но молчат. Я сдерживаю слезы и сжимаю кулаки, пытаясь напомнить себе, что она просто переживает. Ей всего лишь хочется, чтобы эта ночь прошла весело.
Но, когда все возвращаются к ее дому и назначенные водители передают Квентину контрольные листы, я чувствую облегчение от того, что дорожное ралли почти закончилось. Команды стоят, сбившись кучками. Легко заметить новые дружеские отношения, ниточки связей, протянутые между младшими и старшими Игроками. Эти истории станут спустя месяцы междусобойными шутками, а через несколько коротких лет – легендами.
– Привет, – запыхаясь, говорит Джаред, толкая меня плечом. Я вглядываюсь в его лицо, нависающее надо мной, и вижу широко распахнутые глаза и раскрасневшиеся щеки. – Чума, да? – ухмыляется он, вскидывая брови.
Он выглядит странно, чудаковато.
– Ты в порядке? – шепчу я, окатывая его ледяным дыханием. Но он уже возвращается к своей команде, подпрыгивая, как необузданный дикий жеребец.
– Судьям, собраться! – зовет Никки. Я закатываю глаза и тащусь туда, где она стоит с Квентином и Генри.
Генри сначала просматривает фотографии на телефоне Марлы, отмечая снимки голых задниц и пивных банок, кого-то из ребят, облитого горчицей, пока не останавливается на одном снимке. У Генри отвисает челюсть, и он толкает меня локтем.
– Э-э, Джилл…
– Что? – В голове стучит сильнее, чем раньше, и боль ощущается даже над глазами. Генри протягивает мне телефон Марлы. На экране расплывчатое пятно обнаженной плоти и волосы цвета платины. Парень и девушка, разделенные лишь клочками одежды. Снимок сделан на песке, поэтому трудно различить, где начинается пляж и заканчиваются тела. Эти двое намертво приклеены друг к другу поцелуем и страстью, но оба безошибочно узнаваемы. Джаред и Марла.
Жар поднимается в груди. Руки начинают дрожать, и я закрываю глаза, но вижу лишь голые тела, перекатывающиеся по песку.