Они хотят быть как мы

Я поднимаю голову к небу. Затянутое облаками, оно выглядит зловеще и рождает дурное предчувствие. Не видно ни звездочки. В воцарившейся тишине слышно только, как волны яростно обрушиваются на песчаный берег позади дома Никки. Океан бьется, как сердце. Впервые за долгое время я полностью уверена в тех словах, что готова произнести.

– Я выхожу из игры.

Слова звучат тихо, но эхом отдаются в ночи. Глаза Никки становятся узкими щелочками, и она пятится назад. У Марлы от потрясения отвисает челюсть. Только Квентин решается заговорить, но отделывается лишь невнятным бормотанием:

– Ничего себе!

Я избегаю встречаться взглядом с Генри, чью реакцию пока не могу прочувствовать. Выжидая мгновение, я поворачиваюсь и медленно иду по дорожке к шоссе, прочь от всего этого.

Для меня игра окончена.

14

Просыпаясь утром в понедельник, я как будто выхожу из тумана. За короткий миг я успеваю вспомнить, что натворила, какую черту провела и с кем мне придется столкнуться всего через несколько часов. После дорожного ралли со мной никто не разговаривает. Ни Джаред, со вчерашнего дня запершийся в своей комнате, притворяясь больным. Ни Никки, чье отсутствие я уже ощущаю всем нутром. Ни даже милый Генри, который, как я думала, единственный из всех мог бы поддержать меня и предложить разговор по душам.

Чудовищность принятого мною решения отодвинула в сторону все мои переживания насчет оплаты Брауна, мысли о Грэме, Рейчел или Шайле. Я стараюсь восстановить дыхание, но воздуха не хватает. Еще никто и никогда не бросал Игроков. Не доводил до этого. Но я не чувствую себя первопроходцем. Я чувствую себя потерянной и брошенной, хотя и ушла сама. Меня одолевают сомнения – может, я отреагировала слишком остро или на меня так подействовали алкогольные желе в сочетании с холодом. И не превратила ли я то, что меня совершенно не касается… в дело сугубо личное?

Но, когда я вспоминаю фотографии, где плоть моего младшего брата сливается с чужой плотью, где после этого он же смеется над Сьеррой, жало предательства пронзает мой мозг. Марла убила бы, если бы мы когда-нибудь покусились на кого-то из ее братьев. Братья и сестры – это табу. На все времена. Мне горько сознавать, что Джаред становится кем-то другим. Он пугает меня, напоминая о той ужасной ночи и о том, как парни господствовали над всеми остальными. Я начинаю узнавать в нем тех, кого ненавижу.

Поэтому, вместо того чтобы посыпать голову пеплом, я дрожащими руками тянусь к телефону. И открываю сообщения Рейчел, прежде чем успеваю убедить себя не делать этого. Я просматриваю наш последний диалог и вызываю в памяти запах ее квартиры, ее новой жизни. Мне видится в этом какой-то просвет. «Ответить – не значит простить»

, – проносится в голове.

Я зажмуриваюсь и задерживаю дыхание, мысленно взывая к Шайле. Мне нужно знать, одобряет ли она мой поступок, уступила бы, как и я, любопытству, желанию восстановить справедливость. Воздух со свистом вырывается изо рта, и я пытаюсь расслышать ее голос внутри себя. Что бы сделала Шайла?

Разбираться нет времени. Мама стучит кулаком в мою дверь.

– Генри уже здесь! Ты же опоздаешь!

Я выдыхаю, и на душе становится легче. Хоть кто-то все еще на моей стороне. Генри просто нужно было немного остыть. Но он вернулся. У нас все хорошо. Я напяливаю школьную форму, хотя и чувствую себя в ней как в смирительной рубашке, и выбегаю во двор, где на подъездной дорожке пыхтит на холостом ходу «Брюс». Обычный понедельник. «Я все та же Джилл Ньюман», – говорю я себе. Никто не может отнять это у меня.

Я кидаю рюкзак на заднее сиденье «Брюса» и забираюсь внутрь.

– Привет, – говорю я.

– Привет.

– В какой-то момент я подумала, что ты больше не будешь со мной разговаривать. – Слезы щиплют глаза. Я и не догадывалась о том, что так нуждаюсь в нем. Но теперь знаю точно. Он очень нужен мне.

– Я думал об этом, – говорит он. В его круглом лице и опущенных уголках рта читается всепрощающая доброта. – Но все в порядке. Все тебя простят. Каждый может ляпнуть что-то сгоряча. Ничего, все пройдет и забудется.

Генри выезжает с подъездной дорожки, но воздух в салоне вдруг становится спертым, и у меня сводит живот. Во рту пересыхает, когда я решаюсь заговорить.

– Я не жалею об этом.

Генри хмурит брови, но не отрывает взгляда от дороги. Его светлые волосы все еще темные у корней, влажные после душа.

– Конечно, жалеешь, детка. Ты не можешь бросить Игроков. – Он хватает меня за руку, накрывая ладонью мои безвольные пальцы. Кожа у него восковая на ощупь.

Я отрицательно качаю головой.

– Я не жалею об этом. Если Игроки способны на такое, я пас. Не могу смотреть, как это происходит с Джаредом. Я не могу доверять…

Генри возвращает руку на руль и снова держит его в положении «10 и 2».

– Это из-за того, что ты сказала о Грэме той ночью? Ты действительно думаешь, что он говорит правду? Не смеши.