Они хотят быть как мы

Это единственная концертная площадка к северу от скоростной магистрали Лонг-Айленда, и сюда регулярно приглашают артистов из штатов дальше Нью-Джерси. Однажды мои родители поклялись, что видели, как Билли Джоэл всю ночь просидел за дальним столиком, потягивая марочное вино и посылая шоты водки блондинкам в первом ряду. Но это было еще в девяностых. Теперь его чаще называют рудиментом старого Золотого берега, который привлекал прикольных художников-керамистов вроде моей мамы и бывших корпоративных юристов, желающих провести остаток своих дней, бездельничая на пляже в домах, построенных еще до Гражданской войны. Первые поселенцы Золотого берега не знали гардеробных, забитых рубашками поло от Brooks Brothers, и кухонь с хрустальной посудой Waterford. Я всегда думала, что «Гараж» продержался так долго, потому что служит вечным напоминанием о глубине падения человеческой морали.

Двоюродный брат Роберта, Луис, несколько лет назад заделался букером[60], когда понял, что за пределами городских кварталов Нью-Йорка существует целая непокоренная ночная жизнь. Он всегда пускал нас на концерты бесплатно. Полагаю, он пошел на большой риск ради Джареда и Брайса, выделив им прайм-тайм в субботу вечером. Но, подъезжая к «Гаражу», я вижу огромную очередь, выстроившуюся вдоль квартала. Мелькают десятки знакомых лиц – ребята из нашей школы и несколько парней из Картрайта, которые иногда пытаются сорвать вечеринки Игроков. Наружные стены заведения оклеены плакатами и разрисованы граффити, что резко контрастирует с морем строгих рубашек, выглаженных брюк цвета хаки и двухсотдолларовых флисовых пальто. Девочки, в лучших выходных нарядах, покачиваются на каблуках высоких черных сапог, достойных манхэттенского клуба или собрания женского студенческого общества. Я мысленно чертыхаюсь при виде десятиклассниц с укладками явно из салона красоты.

Я подхожу к началу очереди, где Луис уже продает билеты, и улыбаюсь, зная, что он помнит меня.

– Пять баксов, – говорит он с каменным лицом. Конец моим бесплатным визитам. Я протягиваю ему смятую купюру и захожу внутрь.

Воздух сырой и спертый, и я вдруг остро осознаю свое одиночество. Интересно, кто меня видит, кому на меня не плевать, станет ли мое появление пищей для сплетен на несколько недель. Но потом я ловлю себя на мысли, что все это отдает элементарным нарциссизмом. Никому до меня нет дела. Вот что я должна помнить. Воодушевленная, я устремляюсь к бару, С-образной деревянной стойке, приютившейся под анархистским флагом, и проталкиваюсь мимо заоблачных каблуков и высоких воротничков. Но, прежде чем я добираюсь до липкого прилавка, кто-то прикасается к моей пояснице.

– Привет, Ньюман.

Я резко оборачиваюсь и вижу прямо перед собой Адама, в черной джинсовой куртке и круглых пластиковых очках. Он выглядит усталым, каким-то потрепанным и немного грустным, но протягивает мне холодную банку сельтерской со вкусом грейпфрута. Я втайне радуюсь тому, что это не пиво.

– Ты здесь, – говорю я. – Слава богу.

Он улыбается и обнимает меня.

– Ни за что не пропустил бы. – Он делает глоток из такой же банки и кивает в угол сцены. Я прослеживаю за его взглядом и вижу, что оттуда на меня смотрят Игроки. Генри надувает губы и засовывает руки в карманы. Роберт опять показывает мне средний палец, а Марла отводит глаза. Но больше всего ранит реакция Никки и Квентина. Оба с непроницаемыми лицами равнодушно взирают на меня. Я хочу снова оказаться рядом с ними, приобщиться к их секретам, ритуалам, шуткам, понятным только избранным. Но мне ничего не остается, кроме как залпом осушить банку сельтерской.

– Ты не боишься, что тебя увидят со мной? – спрашиваю я.

Адам кивает и машет им. Только Квентин приветственно вскидывает руку.

– Пф, еще чего, – говорит он. – И кто они мне, в конце концов?

Я заливаюсь румянцем. Гаснет свет, и «Гараж» становится непроглядной бездной. Гитарные аккорды разрывают воздух. Звучат радостные возгласы, и на сцене вспыхивает прожектор. Мою кожу покалывает, по спине стекает капелька пота.

– Мы – Wonder Truck, и мы, черт возьми, сотворим это чудо! – кричит Брайс в микрофон. Позади него семифутовый Ларри Крамер устраивается за барабанной установкой – даже сидя, он почти вровень со стоящим Брайсом.

Адам издает вопль и кричит в толпу.

– Да, Миллер! – Я чувствую, как он ерзает рядом со мной.

Зал превращается в торнадо, все вокруг подпрыгивают, дергаются, натыкаясь друг на друга. Игроки, даже девятиклашки, стоят возле самой сцены, размахивая поднятыми руками. В углу трутся задницами ребята из дискуссионного клуба, немного не попадая в ритм.