Я киваю и направляюсь к двери. Мой мозг вот-вот взорвется, прокручивая все, что я собираюсь сделать. Если там кто-то есть, я просто уйду. Так я утешаю себя.
Я не бывала в доме Шайлы с тех пор, как ее не стало, но знаю маршрут наизусть. Это как мышечная память. Я еду по Ист-Энд-стрит, мимо светофора, потом по Гроув-авеню и через центр по Мейн-стрит. Оставляя позади велотренажерную студию, которую обожает мама Адама, и «Гараж», я следую дальше за город, по лесистым проселочным дорогам, мимо конюшни, где Шайла брала уроки верховой езды в детстве. Я слегка сбрасываю скорость, когда пересекаю небольшой мост, отделяющий поместье Арнольдов от остальной части Золотого берега, и вдруг оказываюсь прямо у въезда на их широкую, обсаженную деревьями подъездную аллею. Я останавливаюсь и заглушаю мотор.
Я крепко сжимаю руль, пытаясь унять дрожь в руках.
Я зажмуриваюсь и в миллионный раз задаюсь вопросом.
Ноги дрожат, когда я вылезаю из машины, и ветер хлещет по голой шее. Никаких машин вокруг. Верный признак того, что Арнольды покинули город на зиму.
Если мистер и миссис Арнольд действительно в Палм-Бич, запасной ключ от дома должен храниться в сейфе на двери гостевого дома на заднем дворе. Кодом ко всем замкам всегда служила дата рождения Шайлы, 0316. Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие холодным воздухом, что придает мне смелости.
И бегу во весь дух. Сначала через густую рощу, которая разделяет поместье на парковую и лесную зоны. Здесь я вне поля зрения, вдали от камер наблюдения, установленных после смерти Шайлы. В лесу так темно, что я едва вижу свои ноги. Страх стучит в груди, но я говорю себе, что скоро все это закончится. Я почти у цели. Впереди, в нескольких сотнях ярдов, в свете луны проступают очертания дома. Я проскакиваю сквозь деревья и выбираюсь на задний двор Арнольдов, обширное поле, где размещаются бассейн и теннисный корт.
Отсюда я вижу окно спальни Шайлы, мрачное, как и весь особняк. Я делаю глубокий вдох и крадусь в дальний угол двора, где стоит гостевой коттедж. Сейф все еще там, на входной двери. Не снимая перчаток, я дрожащими пальцами набираю дату рождения Шайлы. Вместо красной лампочки мигает зеленая, и защелка открывается. У меня замирает сердце.
Ключ лежит там же, где и всегда, только и ждет, чтобы им воспользовались.
Я хватаю его и пробираюсь к боковой двери особняка, скрытой от посторонних глаз и предназначенной только для доставки продуктов и кейтеринга, когда Арнольды устраивают модные коктейльные вечеринки. Это не вход для приглашенных гостей. Я снимаю куртку и ботинки и оставляю их в куче у порога, чтобы не наследить в доме, где царит безукоризненная чистота.
Ключ поворачивается, и дверь отпирается. Я выжидаю секунду, на случай если сработает сигнализация или… мало ли что. Но ничего не происходит. Я захожу в дом Шайлы. Воздух неподвижный и спертый, и мне интересно, когда ее родители были здесь в последний раз. Никто не видел их с первого дня учебного года. Ни в городе, ни в супермаркете. Впрочем, это объяснимо. Они выпали из светской тусовки после смерти Шайлы.
Я на цыпочках пробираюсь через первый этаж – больше из любопытства. Ничего не изменилось с тех пор, как я была здесь три года назад. Дорогой фарфор по-прежнему выставлен в огромном деревянном шкафу-витрине в парадной столовой. Рояль «Стейнвей» отполирован до зеркального блеска, так что я вижу свое отражение. Винтовая лестница все еще украшена красно-зелеными рождественскими гирляндами, хотя на дворе середина февраля.
И Шайла
Я поднимаюсь по ступенькам, знакомым до боли, и рука скользит по перилам. На лестничной площадке я поворачиваю направо и крадусь по коридору. Но возле ее спальни останавливаюсь как вкопанная.
Я прижимаюсь лбом к двери и чувствую присутствие Шайлы, она как будто подталкивает меня вперед.