Они не уйдут

— С реки? — деловито спросил он. Потом скрылся в дверях и скоро вернулся с пожилым бородатым кузнецом. Они несли тяжелый ящик и тотчас поставили его в сани рядом с теми, которые мальчики получили на складе.

— Ну, с богом! — сказал желтолицый, и Пашка понужнул лошадь.

На ряжах работал Успенский и еще двое из поршневой бригады, которых он сам подобрал в помощники. Успенский и в депо был мастером на все руки. Когда-то он ездил машинистом, пока не попортились глаза. Стал ремонтником. И здесь скоро отличился: регулировку золотников на паровых машинах мог сделать лучше, чем мастер. И на реке Успенский опять-таки стоял на самом ответственном участке — устраивал угловые металлические крепления ряжей. Посвистывая, он скупыми, точно рассчитанными ударами молота загонял в дерево крепежные скобы, сверлил отверстия в концах бревен и пропускал в них длинные кованые болты, навинчивал тяжелые гайки.

Успенский помог мальчикам столкнуть тяжелые ящики с саней, а тот, который погрузили у кузнечного цеха, задвинул подальше, под штабель досок. Коля пощупал один из болтов в этом ящике: они были надрублены почти напрочь у самых головок, и только густая смазка прикрывала место надруба.

* * *

Потянулись унылые дни. Менялась погода — после морозов наступили оттепели, ясные, солнечные, после них закружил легкий снег. Менялась у Коли работа: побыл он и на подвозке камня, и на отвозке льда, стоял у пилы, обрезая выступавшие концы бревен в ряжах. Начали вырисовываться очертания моста-времянки. Рубленные из толстых бревен клетки-ряжи уже опускали через широкие проруби в воду, нагружали их камнем. Подвозили к берегу рельсы, которые должны были лечь поверх всей этой городьбы и соединить берега реки. На том и другом берегу путейцы под надзором солдат делали ответвления от главной линии, подводя путь к новому мосту.

Все чаще появлялся на реке статный офицер — комендант станции. Он останавливал легкие санки на крутом берегу и спускался на лед пешком. Там подолгу разговаривал с инженером, и выражение озабоченности не сходило с его лица. Было похоже, что день ото дня он нервничал все больше, хотя и не кричал, не выходил из себя.

Уже казалось, что до конца работы недалеко. Но, как на каждой стройке, все время случалось что-нибудь непредвиденное. Когда первая клетка дошла, по расчетам инженера, до дна, она почему-то продолжала погружаться и дальше. Промерив дно острыми щупами, инженер обнаружил довольно плотный нанос песка и глины. Клетка тонула в нем, а до настоящего твердого дна, до скального ложа Чусовой было еще далеко. Что поделаешь, пришлось наращивать верх ряжей, хотя это и грозило на добрый месяц отодвинуть окончание спешных работ.

Встревоженный инженер помчался на станцию к коменданту. Они о чем-то долго говорили, закрывшись. В ту же ночь старший офицер отправил боевой бронепоезд по ветке в Тагил, к Екатеринбургу, чтобы он смог хотя бы кружным путем пробиться к Перми. Однако с другими грузами, с сотнями вагонов, скопившихся на станции, он не знал, как поступить.

Взволнованным вернулся к себе с этой беседы специалист-инженер. Его пугала ледяная вежливость старшего офицера. Он прекрасно понимал, что этот бесстрастный служака может, не поморщившись и не чувствуя никаких угрызений совести, просто поставить его к стенке, если переправу так и не удастся наладить. Поставит не за то, что сорвется план пропуска грузов, а за то, что он, инженер, лично его обнадежил, а потом подвел и навлек на его голову гнев командования. Старшему офицеру надо будет оправдаться — и он сделает это, расстреляв его, инженера, взявшегося за работу.

Однажды, прийдя, как всегда, утром на реку, Коля увидел в толпе рабочих сутулую фигуру, знакомый красный шарф — это был помощник машиниста Ежова Мишка Костромин. Коля быстро протолкался к нему, смущенно поздоровался. Михаил казался усталым и постаревшим. Скулы на его лице и раньше выступали, а теперь их совсем обтянуло кожей. Щеки желты, как будто бы Мишка долго и тяжело болел.

— Где так долго был? — спросил Коля.

— Что рассказывать… — неохотно отозвался Мишка. — В Перми держали… А потом — там!

Мишка ткнул рукой в сторону заводского поселка, и Коля понял его. Там, на главной улице, стоял приземистый дом с каменным полуподвалом. Мастеровые старались обходить его стороной. Дом этот, принадлежавший раньше местному купцу, занимала теперь следственная комиссия белых. Редко кто, попав туда, выходил живым и здоровым.

Все мальчишки в поселке знали заводского мастера Фадеева. По улице за ним, бывало, бежала целая толпа ребятишек. А Фадеев шел, не глядя на них, тяжелый, квадратный в плечах, заросший бородой до самых глаз. Говорили, что у него вся изба устелена медвежьими шкурами — он был лучшим в поселке охотником, знаменитостью. И вот при белых Фадеев неожиданно стал главным в их следственной комиссии и помощников подобрал себе подходящих, легких на руку — Харузина и Бахтиярова, которые раньше служили в жандармских войсках.

— А дядя Костя? — спросил Коля.

— Он пока там…