Опасное увлечение

— Он не радуется их боли. Он не производит эти… эти извращенные опыты.

— Арджент вообще не способен радоваться. Боже, он такой скучный.

Доршоу захлопнул сумку и пошел в угол, чтобы положить ее в тайник.

— Я бы сказал, что любовью с ним заниматься — все равно, что с трупом, впрочем, учитывая мои особые склонности, сравнение не вполне уместно.

Положив кофр на место, он обернулся и взглянул на нее, и Милли застыла под его взглядом.

— И если ты об этом поразмыслишь, то я вовсе не так уж плох, — ободряюще улыбнулся он. — За всю свою жизнь я убил несколько десятков человек. Ну, может, сотню. Больше, чем некоторые, но меньше, чем Арджент. Но знаешь ли ты, кто может похвастать списком жертв подлиннее нашего?

Милли покачала головой, отчаянно пытаясь не смотреть вверх и молясь, чтобы он тоже этого не сделал.

— Королева, — самодовольно произнес он. — Любой солдат. Палач короны. В Америке я встречал мужчин, которые чуть не в одиночку убивали целыми деревнями. Всех подряд, включая женщин и детей. Избивали, насиловали и жгли, а им за это кое-кто наливал в тавернах. И я злодей? — Он недоверчиво вздохнул и покачал головой. — По-моему, я больше похож на хищника в дикой природе. Убиваю только ради выживания. Но я не беру больше, чем нужно. Я вовсе не жадный.

Повернувшись, он присел и поднял камень, чтобы прикрыть тайник.

Это был ее шанс: или сейчас, или она умрет.

Сжав зубы от напряжения, Милли что есть мочи рванула цепь, и почувствовала, как та ослабла, когда выпал второй болт.

Пластина упала на пол, и, прежде чем Доршоу повернулся, она успела схватить ее и изо всех сил бросить ему в голову.

Она поняла, что попала. Правда, квадратная пластина ударила ему в плечо, порвав пальто, он застонал от боли, но остался в сознании.

Быстро сориентировавшись, Милли дернула цепь к себе, и пластина вновь оказалась у нее в руке.

— Злобная сука.

Доршоу нырнул за стол, но она старательно прицелилась пластиной. В этом ей не было равных. В свое время она шесть вечеров в неделю бросала горящий факел гимнасту на трапеции плюс утренние репетиции.

С яростным криком она бросила пластину. Вторым ударом пластина задела его голову, и он как-то по-бабьи вскрикнул. У Милли резко заболело плечо, но ей было все равно. И хотя из раны на его виске текла кровь, глаза Доршоу были открыты.

— Это за Агнес!

Милли чувствовала, как силы оставляют ее, свободная рука дрожала под тяжестью массивной цепи и пластины. Он был ранен. Кровь шла у него из плеча и головы. Она слишком далеко зашла, чтобы ее это заботило, была слишком разъярена, слишком испугана, слишком близка к свободе. И ей надо было убить его следующим броском, потому что она знала, что еще на один у нее просто не хватит сил.

— Это за всех несчастных матерей и их пропавших мальчиков!

Собрав последние силы, она бросила пластину еще раз, целя ему прямо между глаз.

Доршоу откатился, и пластина упала на пол, не задев его. Он схватил цепь прежде, чем она успела подтянуть ее к себе.

— Я отправлю твой труп твоему любовнику, — пригрозил он, подбираясь к ней с пластиной в руке. Левую сторону его лица покрывала кровь и в грязь, превращая в дьявольскую маску. — Твоя смерть не будет быстрой. Ты будешь дергаться и биться в агонии.

Одной рукой она оставалась прикованной к стене. Другого оружия у нее не было. Как только он подошел к ней, она ударила его ногой, но он схватил ее за лодыжку и притянул к себе.

— Ты увидишь, как твоя кровь смешивается с грязью. Увидишь, как за тобой придут демоны, и радостно призовешь их, лишь бы не видеть ужаса моего лица. И только чтобы избавится от сознания того, что монстр, лишивший тебя жизни, это я, я буду систематически убивать всех, кто будет скучать по тебе, пока сама память о тебе не умрет.

Милли, дергаясь и извиваясь, сопротивлялась, как только могла. Но даже раненый, он был ужасно силен. Подстегиваемый болью, яростью и безумием, он поднялся на ноги и дернул ее за юбки, пока те не оторвались. Под его весом ее прикованное плечо заломило еще сильнее.

Ее осенило. Она увидела свой последний шанс. Может, никто здесь никогда ее не найдет и она умрет где-то под землей, но хотя бы избавит от него сына. И Кристофера. По крайней мере, он не увидит ее в луже собственной крови.

Потому что она вдруг поняла, что его это добьет.

И быть может, Якоб и Кристофер утешат друг друга и будут вспоминать ее с любовью. И будут жить. Это она знала твердо.

В ушах раздался шум, звук шагов. Непрекращающийся звон. Она словно оказалась под водой. В озере огня и ярости. Она видела лишь своего врага. И от каждого его дыхания ее передергивало. Ей уже чудилось, как демон зовет ее по имени, и его голос был ей до боли знаком.

Увидев, как цепь в руке Доршоу провисла, она ее схватила, быстро обернула вокруг его шеи, и, издав вопль, которому могло бы позавидовать привидение, прижала колено к его горлу и натянула цепь.

Катакомбы Кристофер ненавидел. Запах напоминал ему о тюрьме. Сырость и гниль, смешавшись с отголосками нищеты и давних предательств, намертво впитались в седые камни.

Но он скорее здесь умрет, чем вернется без Милли.