— На
— Но… снаружи даже нет замка. — Он закрыл дверь, покрутил ручку и снова ее открыл, демонстрируя, будто неразумному дитяти, как элементарно действует это нехитрое устройство. — Видите?
Что с ней не так? Она уставилась на его спальню так, будто в ней стояли средневековые орудия пыток. Прищурившись, он глянул в темную комнату и нахмурился. Его спальное место представляло собой всего лишь тонкий матрас на полу и пару одеял, но, конечно, никак не кровать. Когда он сразу же убрал из этого чулана полки, ему показалось, что он освободил чудовищно много пространства, хотя и недостаточно для железной девы[10]
или тому подобного.И до него лишь с большим опозданием дошло, что эту кладовку он выбрал потому, что все остальные комнаты в его доме были слишком просторны. Когда вся твоя жизнь прошла в тюремной камере, заснуть в просторном помещении нередко кажется затруднительным.
Конечно, для Милли это не так.
— Не знаю, какой извращенный маньяк, приведя меня во дворец, пригласил бы в кладовку, но я отказываюсь. Лучше попытаю счастья на улицах.
Она продолжила пятиться назад и вздрогнула.
Арджент шагнул к ней.
— Как, черт возьми, вы собираетесь…
— Господин Арджент, — материализовался из тени Уэлтон, как всегда благодушный и веселый.
— Не сейчас, Уэлтон, — огрызнулся Арджент.
— Но, сэр, — настаивал дворецкий. — Я пришел показать вашей гостье комнаты, которые я для нее приготовил.
Милли переводила взгляд широко открытых глаз с Арджента на его дворецкого и обратно с нескрываемым скептицизмом.
— Вы оба смеетесь надо мной?
Уэлтон фыркнул.
— Разумеется, нет, мадам.
— Я не отдавал тебе подобных распоряжений.
Прищурившись, Арджент пристально посмотрел на Уэлтона. Достался он ему вместе с домом и пришелся весьма кстати, но как-то Арджент ясно дал понять, что если тот донесет, когда он приходит и уходит, полиции, Арджент свернет ему шею.
Медленно.
За пять лет Арджент привык к эксцентричному старику. Тот знал свое дело и был кладезем информации о светском обществе и тех кругах, в которых теперь вращались Дориан и Арджент.
— Господин Арджент, я — английский дворецкий. И моя работа обеспечивать вас и ваше домашнее хозяйство тем, что может потребоваться,
И он тоже заглянул за дверь, за которую уцепился Арджент, и, сморщив внушительный нос, презрительно фыркнул.
— Не пристало женщине, супруге или гостье, делить с хозяином… одну комнату, ей необходимо предоставить собственные покои, чтобы он посещал ее на досуге.
Милли сложила руки на груди.
— Это ваша комната… в которой вы спите?
Арджент молчал, не желая удовлетворять любопытство. И она подняла на него вновь наполнившиеся слезами глаза и посмотрела так, что у него скрутило живот. Он был бы очень признателен, если бы она выбрала одну эмоцию и остановилась на ней чуть дольше мановения ока. От стремительности, с которой она переходила от ужаса к презрению, а потом к состраданию, он чувствовал себя неустойчивей бумажного кораблика в шторм.
Он просто хотел ее. Сейчас. Он хотел целовать ее губы. Но не как тогда, в ее квартире, скованные страхом. Или сердитые после уступки в бане. Он хотел ее такой, какой она была тогда, в первую встречу в «Сапфировом зале». Голодной, жаждущей и смелой.
«Если вы не поцелуете меня, я умру».
Тогда не понял, что она имела в виду на самом деле. Однако чем дольше он был лишен ее губ, тем больший смысл обретали ее слова.
— Пожалуйста, прямо сюда, госпожа, — отвесил церемонный поклон Уэлтон и, указав на длинный коридор, торжественным шагом направился к широкой арочной двери в его конце.
Обескураженно моргнув, она бросила совсем другой взгляд на опрятный тюфяк на полу, и, пройдя мимо, пошла за дворецким.
Как только они вошли в комнату, Арджент впервые за пять лет сделал личное заключение о своем дворецком. Любимым цветом Уэлтона был зеленый.
Арджент не разглядывал сводчатый потолок, расписанный серафимами и смертными, равно погруженными в шумные забавы. От обилия деревьев в кадках, мерцающих фонарей и изящной деревянной мебели, комната казалась расплывчатой лесной декорацией, служащей фоном для женщины, скользящей посреди всей этой мишуры.
— Уэлтон, — выдохнула она. — Это похоже… на зачарованный лес.
— Спасибо, мадам.
Резким движением Уэлтон отдернул на кровати покрывало, явив простыни цвета топленого молока, расшитые крошечными листочками, точно такими же, как на ниспадающих занавесях балдахина. Затем он налил из керамического кувшина воду в умывальный таз и распушил несколько полотенец на штанге.
— Уэлтон! — зарычал Арджент.
— Да, сэр? — Его дворецкий повернулся к нему.
— Убирайся!
— Да, сэр.
Никогда не теряющий горделивой осанки, дворецкий еще раз поклонился обоим, и вышел.
Арджент повернулся к Милли, стоявшей в центре комнаты и пристально уставившейся на него из-под неодобрительно сдвинутых бровей.
— Вы бы хоть поблагодарили его, — упрекнула она. — Он действительно великолепен.