Опасное увлечение

Маленькие, робкие пальчики легли на его руку у нее на щеке, и она повернулась к нему. Ее податливый рот открылся ему, и мягкими неуверенными толчками она начала отвечать на его поцелуи. Каждое ее движение зажигало огоньки блаженства у него в паху.

Ее запах наполнил его ноздри и пленил его. Мыло, пот и нечто, напоминавшее поздние летние ягоды. В ней его манило все, и судорога мышц живота исторгла из его горла звук настолько отчаянный, какой бывает только мольба.

Тут он почувствовал, что она перестала бояться.

И обезумел.

Внезапно у его похоти явились зубы, и она впилась в него с жадностью стаи голодных волков. Рванула по венам с жестокостью дикого зверя, и он погрузил ладонь в ее волосы, схватил их и, потянув к себе, выставил ее горло свету камина.

Изданный ею звук поразил его, потому что он прежде никогда его не слышал. Ответный голод. Свистящий шепот подчинения.

Черт! Он намеревался разорвать ее платье в клочья. Сжать в ладонях белые груди, память о которых, с тех пор как увидел их в бане, истерзала его. Он хотел видеть, трогать и попробовать на вкус ее всю. Набраться ощущений настолько, чтобы воспоминаний о них хватило на целую жизнь.

Но единственным стоном она расстроила все его намерения. Утратив все человеческое, он весь обратился в воспаленное, страстное желание.

Его пальцы все еще блуждали в ее волосах, когда они наткнулись на кровать. Он нагнул ее и стал одну за другой задирать к талии тяжелые юбки.

— Что вы делаете? — задохнулась она, и в голосе вновь послышалась неуверенность. Было уже слишком поздно, он слишком далеко зашел. Кровь, мощно отдававшая в его чресла приятной ломотой, превратилась в острую боль.

— Трахаю вас, — прошипел он. Его рука, наконец, нащупала ее исподнее, павшее безвинной жертвой его безумия.

— Почему… так?

Она приподнялась на локтях, чтобы оглянуться на него, и он, схватив ее за волосы, прижал щекой к покрывалу.

— Я это делаю только так.

Он вынул из брюк член, и даже нажатие руки грозило оглоушить. Такого никогда не было. Ни разу. Сохрани он ясную голову и будь у него время подумать, он устрашился бы власти, которую она над ним получила. Размывая его контроль над ней до тех пор, пока от него ничего не осталось.

— Не оглядывайтесь на меня! — приказал он. Он не мог посмотреть ей прямо в глаза. Она бы слишком многое поняла, и рано или поздно это сгубило бы его.

Она глубоко вздохнула и, закрыла глаза, точно собираясь с духом.

— Я не хочу.

Он посмотрел вниз и едва не кончил. Ее белые, восхитительные ягодицы и длинные, стройные ноги в черных чулках.

Боже Всемогущий. Ему не продержаться так долго, чтобы войти в нее.

Он закрыл глаза и погрузил пальцы в ее мягкие лобковые волосы, с облегчением нащупав влагу. Она была готова.

Когда его пульсирующий наконечник уперся в ее устье, у нее перехватило дыхание, но она не отстранялась и не сопротивлялась. Напротив, вильнув бедрами, подалась назад, ему навстречу. Оросив собой уже истекающий влагой кончик.

Он навалился бедрами и со стоном блаженства и сладкой муки ворвался в нее.

Едва он вошел в ее тело, как его сознание в клочья разнесло ощущение двух неведомых дотоле явлений.

Вроде лопания или разрыва.

Он почувствовал сопротивление. Даже толкнувши раз и еще раз.

При углублении в нее ее плоть сдавливала его как кулак. Узко. Слишком. Черт. Узко. Ее тело дернулось и впилось в него, вызвав разрядку. Даже в темноте за сомкнутыми веками извержение члена взорвалось толчками чистого экстаза. Плотно сжав зубы, он вынул его, оросив семенем ее белоснежные бедра.

Ему хотелось, чтобы это наслаждение никогда не прекращалось. Чтобы никогда бы не прекращал он. Жар вспыхнул в его члене и разлился по телу долгими, влажными пульсирующими волнами. Изведав все глубины боли, он даже не подозревал, что и удовольствия могут быть так же мучительны.

Но потом он увидел ее сузившиеся от боли глаза. Заметил, как дрожал ее подбородок, пока она не прикусила нижнюю губу.

И его удовольствие убило ужасным знанием. Сегодня Милли Лекур сказала ему правду. А долгие годы она лгала.

Сказав, что никогда не была с лордом Терстоном и лордом Бенчли, она была честна.

Но ее ложь была куда чудовищнее правды.

Ибо опустив взгляд и увидев кровь, Арджент сразу понял, что Якоб — не сын Милли Лекур.

Всего пару минут назад Милли была девственницей.

Глава восемнадцатая

«Ну…» — подумала Милли, почувствовав, как влажная ткань грубо впилась в ее голые бедра, пока она не расправила юбки. В общем, было… не слишком плохо. Небольшой укол — и все. Может, чуть саднило, однако снимать поддельные усы и бородку, когда она случайно взяла слишком много клея, было куда больнее. Тогда у нее брызнули слезы, а кожа горела целый день. По подобной шкале это вообще не боль.

По крайней мере, болезненная часть миновала достаточно быстро. Странно, но у Милли создалось впечатление, что сам акт как таковой продолжался совсем недолго. И у нее даже возникло неприятное чувство неудовлетворенности.