Опасные гастроли

– В такие годы можно еще молодую взять и дюжину детей с ней нарожать, – уверенно сказал Яшка. – В год по младенцу, не слишком себя утомляя. И всех в люди вывести. И в семьдесят пять, выдав замуж младшую дочку, о душе подумать.

Я вздохнул. Дети – это сплошные нелепые хлопоты, довольно взглянуть на мою бестолковую сестрицу, чтобы разувериться в счастье семейной жизни.

– Так вот, коли уж вы ту девку спасли от большой беды, надобно за ней приволокнуться – она от одной благодарности многое для вас сделает. Все расскажет про цирк, про де Баха, скажет, к кому от ее имени тихонько подойти. И про Ваню вашего расскажет.

– То же самое она мне поведает, если и не приволокнусь.

– Ан нет! Теща у меня мудрейшая баба, ума для бабы просто неслыханного, как-то выпила наливочки – и много чего мне про женский пол наговорила. Коли вы с той девкой будете по-простому говорить, она вам кратко на ваши вопросы ответит – да и будет полагать, что по гроб жизни вас облагодетельствовала. А коли с лаской – она вас и по руке шлепнет, и нахалом назовет, а все же ей будет приятно и она язычку даст волю.

Я понимал, что Яшка прав, но совершенно не видел себя в роли соблазнителя.

– Да она и не в моем вкусе, эта Лизавета. В ней напрочь нет…

– Чего нет?

– Пикантности! Она… – я долго искал слово, но все же нашел. – Она несимпатична!

– Это плохо. А если поднатужиться? Много же не нужно – ласковое слово сказать, про ручки, про глазки…

– Оставь. Не уговоришь. Эй, Гаврюша, заходи! – позвал я.

Гаврюша, видать, торчал под дверью. Судя по хитрой роже – подслушивал. Но осуждать хозяина за вольнодумство не посмел.

– Садись, – велел ему Яшка. – Ну, что же дальше будем делать?

Если девка не поможет – то кто нам расскажет, какие дела в цирке творятся? Чужих-то они к себе не пускают.

Тут Гаврюшина физиономия приняла этакий напряженный вид – словно там, в голове, как в часах, были какие-то шестеренки, и он усилием воли пытался их раскрутить.

– Алексей Дмитрич, – неуверенно сказал он. – А вы помните латышских плотников, которые по ложам ходили, чего-то там выстукивали, чинить собирались?

– Помню, а что?

– А они ведь вечером, как обещали, не пришли. А пришли другие – с крокодильими детьми!

– Что? Какие крокодильи дети?! – спросил возмущенный Яшка. – Гаврила Анкудинович, да ты с утра пьян, что ли?!

– Яша, не надо! – завопил я, видя, как грозно поднимается Яшка со стула и как шарахается от него бедный Гаврюша. – Он прав! Он совершенно прав! Это они и были!

– Кто – они?

– Плотники! С крокодильим отродьем! Яша, ты же немецкие книжки читал!

– При чем тут крокодилы?

– Это же Шиллеровы «Разбойники»! Это там герой Карл называет род человеческий порождением крокодилов!

Я растолковал Яшке свою догадку – плотники, что обещались прийти и починить ложи, действительно пришли, только неведомо зачем сперва декламировали на своем языке сцену из Шиллеровой драмы.

– Только как же их сыскать? – спросил я наконец. И приготовился к долгому обсуждению плана поисков.

– А я вашей милости объясню, кто строил цирк господина де Баха, – неожиданно сказал Яшка. – Случайно вышло, что я это знаю. Еще весной приезжал сюда его человек и хотел нанять плотников. Сами знаете, у нас в Московском форштадте плотницкие артели есть, да только люди все почтенные, богобоязненные, строить сатанинский вертеп им не с руки – достанется от наставников, до смерти греха не замолишь… Да, может, и нашлись бы совсем отчаянные, да только человек господина де Баха много платить не хотел. Знаете, как иудейское племя шутит? Уж коли есть свинину, так чтоб сало по бороде текло. Так и наши решили – уж коли брать грех на душу, так чтоб заплатили знатно, а этот немец платить не больно-то хотел. Не срядились, он и пропал. А какое-то время спустя стали в Верманском саду балаган ставить. Нашим любопытно – кто нанялся? Нанялась, Алексей Дмитриевич, латышская артель, с которой я как-то уже имел дело. Их у нас теперь довольно. Батраки, что на земле работать не хотят, теперь могут в пределах губернии бродить, как им вздумается, вот они сбиваются в артели и идут в города. Риге много плотников надобно – чего у нас теперь только не строят!

– Гостиный Двор стал лучше прежнего, – отметил я.

– Да что Гостиный Двор! На окраинах фабрики растут, как грибы. У нас тут теперь свои сахарные фабрики, свои свечные и мыльные, свои стекольные, и даже, прости Господи, свои табачные – сами сигары крутим…

– Сигары?! – я ушам не поверил.

– Да, сударь, из травы никоцианы, которую к нам сюда тюками везут. Две бумажные мельницы стоят, паровая лесопильня…

– Паровая лесопильня?!

Я почувствовал себя дикарем, который чаял навестить других таких же дикарей, а угодил в цивилизованное общество. Позднее уже выяснилось, что в те годы Рига по количеству машин и всяких механических двигателей, а также работавших на фабриках мастеров, далеко опережала всю остальную Россию, включая даже столицы. Здесь процветали шерстяные, хлопчатобумажные, суконные фабрики, и я дал себе слово, когда завершится вся суета вокруг цирка, непременно съездить хотя бы на сахарную фабрику.