Опасные гастроли

Если бы я, посылая Свечкина в разведку, знал, какие вопросы ему следует задавать служителям Симеоновского цирка! Одного всего одного вопроса хватило бы, чтобы напасть на след! Но я не сыщик, и нужный вопрос мне даже в голову не пришел, а Свечкину – тем паче. Знай я сейчас ответ на этот вопрос – и игру де Баха раскусил бы с легкостью. Но я знал только то, что мой племянник, обычно послушный и рассудительный, сбежал из дома вместе с балаганщиками.

– Ну что ж, Гаврюша, давай рассуждать, – так обратился я к своему помощнику. – Допустим, де Бах где-то прячет моего племянника, а если полицейские сыщики спросят его о мальчике, привезенном из столицы, он со злостью объявит, что мальчик сбежал. Я не говорю о причине! Я говорю только о возможном месте, где Ваня может скрываться!

– Сдается, я знаю, где это, – сказал Гаврюша. – Если ваш Ваня пропал из цирка прошлой ночью, когда случились и убийство, и похищение девицы, и похищение коней, то у господина директора на примете было не так много мест, где его скрыть. Эти балаганщики в Риге чужие, прикатили и укатили, ни с кем дружбы они тут не водят. Значит, единственное место, куда его могли тайно привести, – эта самая гостиница.

– Но если его привели ночью, то как могли снять для него комнату?

– И снимать не надо было. У де Баха в распоряжении есть комната, за которую уплачено вперед и которая той ночью осталась без хозяина, прости, Господи, его грешную душу.

Я понял, что он имеет в виду Лучиано Гверра.

– Так надобно же проникнуть туда! – воскликнул я.

– С Божьей помощью и проникнем.

Мы выбрались из номера и отправились на поиски Перфила Игнатьевича. Услышав, что нам требуется, он в восторг не пришел.

Староверы – люди высокой нравственности. Взломать чужое помещение для них – основательный грех. Мы долго ему толковали, что в этом помещении, возможно, содержится мой племянник. Наконец его возвышенные соображения уступили место практическим.

– Здесь у нас допоздна не ложатся, – сказал старик. – Сейчас в тот номер ломиться опасно – поднимете шум, народ сбежится. А вот когда все улягутся, тогда и попытайтесь. А я тут ни при чем!

Он объяснил, где расположена комната покойного Лучиано Гверра, и ушел к себе в каморку. А мы волей-неволей вернулись в богато отделанный номер и прилегли на кроватях, спинки которых словно были скопированы с какого-нибудь немецкого собора, со стрельчатыми арками, прорезями, зубцами и прочей совершенно не нужной архитектурой.

– А вот о ком эта бабища не кричала – так это о нашей находке, – сказал Гаврюша. – Все пропажи перечислила, а про эту забыла.

– Может, не знала?

– Чего не знала? Что кто-то из штукарей бабу с собой из самого Петербурга везет? Да ей первым делом про эту бабу донесли.

– Так, может, наша загадочная незнакомка с ней поладила? Про все шашни ей доносила? Оттого фрау де Бах о ней и молчит? – сказал это, я задумался: как-то нелогично у меня получилось.

Но Гаврюша отыскал в моих словах ту логику, о которой я и не подозревал.

– Кого-то по хозяйкиному приказу выслеживала, – сказал он вдруг. – Да и прихватили на горячем, пришлось удирать. Может, девку эту, Клару.

– А что ж рыдала, словно обезумела?

– Так ногу повредила, больно – чего ж не зарыдать? Потому и с нами увязалась – кто-то ей грозился, видать, шею свернуть за подглядывание.

– Складно… А вот что, Гаврюша, нескладно. Если она за кем-то подглядывала, тот человек, надо думать, из компании штукарей. Я его крепко тростью приложил. Не иначе, сломал ключицу. Он же, вместо того чтобы шум поднять, куда-то на конюшню удрал. И, сколько нам удалось сегодня услышать, никто ничего про товарища своего с поломанной ключицей не говорил.

– Ну, выходит так, что ключица цела, кровоподтеком детинушка отделался.

Наш разговор сделался вял, оба мы задремали. Но я успел немного поспать днем и потому довольно скоро спохватился и разбудил Гаврюшу.

– Пошли, что ли, номер покойного Гверры открывать?

– Пошли, Алексей Дмитриевич, благословясь. Дай Боже, чтобы ваш племянник там отыскался – тогда наши похождения и кончатся. А я обратно в лавку вернусь. Грехов-то сколь замаливать…

– Ты же по хозяйскому приказу, пусть Яков Агафоныч твои грехи замаливает, – пошутил я.

– Хороший вы господин, Алексей Дмитриевич, а еретик, никонианство и вам душу погубит, коли не одумаетесь.

– Ну, нашел время проповедовать…

Мы на цыпочках подошли к нужной двери.

Старик научил нас, как отворять замок, и даже дал для этой цели железный пруток. Я взялся за это дело и с легким скрежетом одолел замок. Гаврюша приоткрыл дверь.

В комнате покойного наездника было темно, а свечку мы с собой не захватили. Сказывалось отсутствие опыта в подобных авантюрах.

– Ваня! – позвал я. – Ваня, это я, твой дядюшка Алексей. Я приехал за тобой! Выходи!

Ответа не было.

– Либо испугался, либо его там нет, – прошептал Гаврюша. – Надо войти. К темноте привыкнем и все разглядим.

– Либо спит, – добавил я. – У детей сон крепкий.

Мы вошли. Комната была невелика, у окна стоял стол, слева – ширмы, закрывающие кровать, на фоне окна выделялся силуэт двусвечника со свечами.