3
К своему удивлению, Грейс обнаружила, что созданный ее пером антигерой заронил в ее душе нечто большее, чем искру интереса. Она чувствовала, как ее охватывает настоящий пожар. В комнатке стало уже слишком жарко, и хотя еще несколько мгновений назад запахи из кухни были аппетитными, теперь ей казалось, что она стоит посреди раскаленной пустыни.
Что ей сейчас требовалось, так это стакан воды. Однако, когда отложив в сторону свои письменные принадлежности, она подошла к умывальнику, то обнаружила, что он пуст, а стоящий на его крышке стакан весь покрыт пылью.
Грейс позвонила в звонок, но никто не откликнулся. Тогда она вынесла бачок от умывальника на лестницу.
— Простите, — обратилась путешественница к спешащей мимо служанке.
Однако та не остановилась, даже ухом не повела, будто не расслышала. Вздохнув, Грейс подхватила глиняный бачок и последовала за девушкой.
Идя по следам служанки, Грейс подошла к дверям кухни и встала там, но тут же едва не была сбита с ног непрестанно бегающими туда-сюда работниками, обслуживающими голодную толпу: было время ужина. Ни один из них даже не пытался извиниться перед ней, однако кто-то все же наступил ей на ногу и, едва не уронив поднос, грубо рявкнул, чтобы она убиралась с прохода.
— Вы прямо-таки нарываетесь на неприятности.
Этот знакомый голос и легкое прикосновение к ее локтю свершили то, чего не удалось добиться предыдущей грубой репликой: Грейс выронила пустой бачок, и его осколки разлетелись по дубовому полу.
Грохот разбившегося бачка разнесся по всей таверне, и царящий в ней гвалт на мгновение стих, лишь один бедолага поперхнулся и принялся кашлять. Его принялись стучать по спине, пока кусок не проскочил, и к этому времени в таверне уже опять стоял шум и гам.
Не взглянув на человека, который напугал ее, Грейс встала на колени и принялась подбирать черепки.
Настойчивый джентльмен подергал се за рукав.
— Встаньте же, говорю вам. Вы что, хотите порезаться?
— Это вряд ли, — отвечала Грейс, складывая черепки на деревянный поднос, который всунули ей в руку. — У меня большой опыт в восстановлении разбитых горшков. Но, судя по всему, боюсь, что…
Тут поднос у нее отобрали, а ее подняли па ноги и отвели к свободному столу возле окна. В духоту общей столовой вливался через окно легкий запах сирени и ленивое жужжание собирающих нектар пчел. Все составляющие романтического уединения были налицо, но, вместо того, чтобы говорить Грейс нежности, ее визави принялся отчитывать ее:
— Не ваше это дело, пусть подобным делом занимаются те, кому за это платят.
Взглянув в лицо разъяренному джентльмену, Грейс уже собиралась ответить ему как следует, но тут признала в нем с такой приязнью обрисованного злодея из собственного эссе. Вьющиеся каштановые волосы нежно ласкали безупречно белый крахмальный отложной воротничок; пронзительные голубые глаза сверкали тем особым блеском, который тронет сердце любой женщины.
Грейс и вправду почувствовала себя так, будто вот-вот растает, но все же решила, что поведение его отнюдь не героическое: во-первых, стоял он слишком близко от нее, а во-вторых, держал ее за руку выше локтя, так что ей было даже не отодвинуться на подобающее расстояние.
— Мне не кажется, — сказала Грейс, надеясь, что это прозвучит надменно, — что при данных обстоятельствах вы можете позволять себе такие вольности.
— Да, — согласился герцог, сажая девушку на стул.
Но Грейс тут же с воплем вскочила и очутилась в объятиях герцога.
— Что с вами? — недоуменно спросил он, держа Грейс на расстоянии вытянутой руки, так как ему пришло в голову, что он столкнулся с человеком с неуравновешенной психикой.
Эта странная леди выписывала круги в диком танце, размахивая подолом своей юбки, совершенно не обращая внимания на присутствующих, уставившихся на нее с выражением ужаса.
— Ради Бога, успокойтесь, — сказал в замешательстве герцог. — Я не хотел вас оскорбить.
— Вы это лучше пчеле скажите, — прошипела Грейс.
Ее обычно бледное лицо пылало, как кухонная плита.
Наконец Грейс в последний раз тряхнула юбкой, пчела, освободившись из плена между складок, угрожающе жужжа, облетела вокруг головы девушки и устремилась к открытому окну.
Станден, ничего не понимая, уставился на Грейс с глупым видом и сказал:
— Простите?
— Вы посадили меня на пчелу! — крикнула она, усаживаясь обратно на стул, и стала, приподняв край юбки, рассматривать пострадавшую ногу.
Герцога, однако, не привело в смятение столь необычное зрелище — виднеющийся из-под белой муслиновой юбки кусочек стройной лодыжки — и он заметил-таки, что нога начала распухать. Отбросив все сомнения, он подхватил девушку на руки и поспешил в кухню.
— Да отпустите же меня, — запротестовала Грейс.