Читаем Опавшие листья (Короб первый) полностью

В византизме, церковности, в христианстве его не манило то положительное и доброе, святое и благое, что обратило "Савла" в "Павла"*, чему мученики принесли свою жертву... Вообще самой "жемчужины евангельской" он вовсе не заметил, а еще правильнее - взглянул и равнодушно отворотился от нее, именно "как Кир, ничего не предчувствующий". Любить в христианстве ему было нечего. Почему же 1/2 его страниц "славят церковь, Афон и русскую православную политику"? Его не тянуло (нисколько!) к себе христианство, но он увидел Здесь неистощимый арсенал стрел "против подлого буржуа XIX века", он увидел здесь склад бичей, которыми всего больнее может хлестать самодовольную мещанскую науку, дубовый безмысленный позитивизм и вообще всех "фетишей" ненавидимого, и основательно им ненавидимого, века. В сущности он был "Байрон больше самого Байрона": но какой же "Байрон", если б ему еще вырасти, был, однако, христианин?!!

В его греческих повестях ("Из жизни христиан в Турции"*), где он описывает довольно красочную жизнь, его отношение к Церкви и христианству гораздо менее пылко, чем в теории ("Восток, Россия и славянство"). Там, обок с турками и гаремами, рассказывая о разбойниках и повстанцах, "на которых такие красивые фустанеллы*", он забывает о "старом муже" своих теорий, похваливает мусульманство, дает теплые слова о древнеязыческой жизни, и даже раза два с пера его соскальзывает выражение: "Христианство немножко уж устарело", и особенно, это томительное его "одноженство". Буржуа, француз, европеец - далеко. Леонтьев отдыхает. Он закуривает кальян, становится в высшей степени добродушен, язык его не раздражителен, мысли успокоены. Синие фустанеллы и красные фески дали бальзам на его нервы, и, поталкиваясь локтями между пашой, старым епископом и разбойником Сотири*, который переодетым пришел на праздник в деревушку, он шепчет с равным благодушием им всем о танцующих крестьянских девушках, болгарках и гречанках:

- Паша! зачем ты прячешь своих дочерей и жен? Это - единственный закон у вас, который мне не по душе. Я - широкий русский человек, и мне - чтобы все было на скатерти. Если бы турчанки тоже присоединились к гречанкам и болгаркам, нам было бы так же хорошо, как счастливым эллинским мужам VI века до Р.Хр. где-нибудь на о. Хиосе, когда они следили пляски дев и юношей под Вечным Небом Эллады...

* * *

"Марксисты", "экономическая борьба", "положение рабочих": но, садясь в карты, почему-то предпочитает vis-a-vis1 с генералом. И при "недохватке" все одолжается "до среды" у генерала. А в среду по рассеянности забывает.

(виденное и слышанное).

1 Здесь: партнер напротив (франц.).

* * *

Растопырив ноги и смотря нахально на учительницу, Васька (3-й класс Тенишевского*) повторяет:

- Ну... ну... ну "блаженные нищие духом". Ну... ну... ну... (забыл, а глаза бессовестные).

Что ему, тайно пикирующемуся с учительницей, эти "блаженны нищие духом"...

И подумал я:

- В Тайну, в Тайну это слово... замуровать в стену, в погреб, никому не показывать до 40 лет, когда начнутся вот страдания, вот унижения, вот неудачи жизни: и тогда подводить "жаждущего и алчущего" к погребу и оттуда показывать, да золотом листке, вдали:

Блаженны нищие духом*!..

Боже мой: да ведь это и сказано "нищим духом", еще - никому, и никому - не понятно, для всех это "смех и глупость", и сила слова этого только и открывается в 40 лет, когда жизнь прожита. Зачем же это Ваське с растопыренными ногами, это "метание бисера перед свиньями"*.

* * *

Величественный шарлатан.

Шарлатаны вообще бывают величественны... Это я только под старость узнал.

И пользуются в обществе непререкаемым авторитетом.

Нет, уж лучше положиться на "чинушу" 20-го числа. По-мусолится и все-таки что-нибудь сделает. Обругает, сгрубит, за шиворот возьмет, а не оберет.

Как нескольких литераторов безжалостно и бесстыдно обобрал издатель "Декабристов" и "Жизни Иисуса"*, с таким портретом Ренана, который стоил чуть не 1000 руб.

Величественный шарлатан, с такой германской походкой, погубил и мамочку, объявляя себя (в "указателе") врачом по нервным болезням, 5 лет ездя к страдающей "чем-то нервным" и не понимая, что означают неравномерно расширенные зрачки. Видел их 5 лет и не понимал - что это? почему?

Да и сколько врачей видели эти зрачки. Мержеевский (в Аренсбурге), Розенблюм (в Луге), Наук, княжна Гедройц*, Райвид*, и никто не сказал: "Вы видите это, это - глубокое страдание, надо лечить".

И мамочка была бы спасена.

Карпинский 1-й сказал, и уперся, отверг нелепый диагноз Бехтерева ("Уверяю вас, что ничего нет") и схватился лечить 14 лет запущенную болезнь. Дай Бог ему всего доброго. Карпинский - доброе, прекрасное имя в моей биографии, благодетель нашей семьи. Как Бехтерев - погубитель.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное