Только он не смирился. Стиснув зубы, он пошел напролом. Плевать, что родина-мачеха списала его в расход. Пусть хоть весь мир летит в тартарары! Он будет жить — и жить в свое удовольствие.
Тут ему и встретился Князь. Рисковый головастый мужик из числа тех, кто сами метили в железные дровосеки. И он бы добился своего, если бы не излишнее благородство. Вот Князь-то и приметил его. Прибрал к рукам. Держал, как верного дружинника, возле самого сердца. За такого князя не жаль было и буйну голову сложить. Один черт — самому от этой головы никакого толку. И случись чего — Глеб, не задумываясь, бросился бы за Князя в огонь. И не только потому, что тот щедро платил ему звонкой монетой. За несколько головокружительных лет, что пировали они за одним столом, между ними успела возникнуть та особая рыцарская дружба, что бывает меж владетельным князем и верным его воеводою, без которого как без рук. А руки Князю нужны были крепкие и надежные. Такой незаменимой рукой и был для него Глеб. Служил верой и правдой. До тех пор, пока не зашатался под его другом-господином княжеский трон и не бежал он, спасая себя и казну, в заморские земли…
Могли бы, конечно, и вместе махнуть на лихих конях. Тем более, что Князь его звал. Сулил Глебу сытое и мирное житье-бытье на чужих хлебах, что при его княжеской казне было отнюдь не пустым звуком. И какого рожна он заупрямился?! Родной хлеб, ему, видишь ли, слаще! Пижон… Только вместо сладкой краюшки навесила ему родина-мачеха пустую дорожную суму. А новые владетельные князья наградили за верность своему недругу сырым подземельем. Скажу, сокол, спасибо, что голова на плечах уцелела.
Отринув горькие мысли, Глеб встал, извлек из холодильника еще одну банку немецкого пива и залпом выпил ее до дна, точно это бодрящее пойло способно было заглушить его саднящую душевную рану. Потом вырубил опостылевшую музыку и, поставив на тахту телефонный аппарат, небрежным пальцем принялся наворачивать номер.
— Слушаю… Кто это? — отозвался десять гудков спустя унылый старческий голос.
— Здрасте, Вер Иванна! — улыбнулся он. — Это Глеб говорит… Не узнали меня?
— Ой, батюшки! — спохватилась старушка. — Глеб, миленький, погоди, не вешай трубку! Сейчас позову своего старика… — и с радостными восклицаниями зашаркала куда-то в соседнюю комнату.
Через минуту послышался щелчок снятой трубки параллельного аппарата.
— Алло! Глеб! Это ты?! — нетерпеливо задышал в трубку знакомый голос.
— Здорово, батя… — с сыновней нежностью выдохнул Глеб и мягко повалился на тахту. — Да… Вернулся… Все в норме…
Кроме Князя это был единственный человек, с которым он мог вот так, запросто поговорить по душам. Недаром Глеб по-солдатски ласково величал его «батей». Дай Бог каждому бойцу встретить такого командира, каким немало лет был для него этот душевный старик, так же точно за ненадобностью выброшенный теперь на свалку истории. Их породнила крепкая боевая дружба и вечная память о том, кто однажды не вернулся из боя. Вернее, мертвым был вынесен оттуда Глебом на своих плечах. Да, он имел право называть этого старого заслуженного генерала «батей». И не только потому, что заменил им с женой единственного погибшего сына, так же, как они сами заменили ему родителей. Но еще и потому, что этот человек не предал бы его никогда. Ни при каких обстоятельствах…
Повесив трубку, Глеб еще долго лежал, невольно улыбаясь и представляя, как он вскоре войдет в знакомый дом на Украинском бульваре, туда, где его давно и всегда ждали. Ждали, как родного сына. Одно плохо: нельзя же явиться к старикам с пустыми руками!
И снова сняв трубку, Глеб начал нетерпеливо наворачивать номер Князя. Если тот в Москве или вообще в России, по этому номеру Глеб рано или поздно сумеет его найти. Должен найти. Просто обязан.
Ответил ему приветливо-мелодичный женский голос:
— Алло! Фирма «Рострейдинг». Слушаем вас.
— Девушка, милая, — в обычной своей шутливой манере начал Глеб. — Как бы мне потолковать с Ярославом Всеволодовичем?
— С кем? — искренне удивилась секретарша. — Повторите, пожалуйста, имя!
Глеб повторил. Более того, даже назвал номер кабинета, где в свое время восседал Князь.
— Одну минуту, — озабоченно ответила девушка. — Подождите, пожалуйста…
Он ждал минуту, другую, третью… Затем раздался знакомый щелчок с мелодичным переливом коммутации, и властный, весьма самоуверенный голос удивленно спросил:
— Алло! А кто его спрашивает?
— Моя фамилия Катаргин. Глеб Александрович, — нахмурившись, отозвался Глеб. — Я представитель фирмы…
— Вот оно что… — перебив, глухо усмехнулась трубка. — Боюсь, что ничем не смогу вам помочь. И никто не сможет. — И после многозначительной паузы веско добавил: — Господин Славинский умер… прошлой осенью… В Ницце… Советую вам…
Глеб, не дослушав, положил трубку.
Убили. Это он понял сразу. Умереть своей смертью Князь просто не мог. Не такой это был человек, чтобы мирно ждать костлявую старуху…
Мысли, как табун, взбесившихся, взмыленных коней, заметались вихрем у него в голове. Значит, все-таки добрались. Значит, успел-таки Князь досадить им из своей заморской вотчины. Значит…