Тем же вечером Эйтингон вывез меня из Москвы. В сопровождении трёх машин охранения мы на огромной скорости пронеслись по улицам ночной Москвы. Спустя час машины свернули с шоссе на незаметную просёлочную дорогу, и через несколько километров уткнулись в высокие металлические ворота, в которые въехала только наша машина. За воротами на огороженной территории в два гектара располагался одноэтажный особняк. И пока машина подъезжала к нему, во всех окнах зажегся свет. Перед входом в особняк располагалась лестница в пять ступеней, по обеим сторонам которой лежали два каменных льва, а на самой лестнице нас уже дожидалась миловидная женщина лет пятидесяти, которую Наум Исаакович представил мне как хозяйку этого дома, Нелли Ивановну. Как мне объяснили, в её обязанности входило: приготовление пищи, уборка, стирка и всякие другие мелочи. Жила она в этом же доме, только вход в её комнату размещался с тыльной стороны здания. Охрану объекта осуществляли исключительно офицеры НКВД, которым было строжайше запрещено приближаться к дому и вступать в контакт с постояльцем. Въездные ворота охранялись вооружённым часовым, а по всему периметру забора был пропущен электрический ток. Таким образом, это был не просто дом, а неприступная крепость, убежать из которой было практически невозможно.
В доме имелись просторная гостиная, кабинет с большой библиотекой, несколько спален и кухня. Дом был обставлен в духе неоклассицизма. Во всех помещениях на полу лежали ковры, на стенах висели картины в массивных позолоченных рамах, мебель была красивой и добротной, а потолки украшали бронзовые эксклюзивные люстры с тонкими лепестками хрустального стекла.
При знакомстве с Нелли Ивановной я пожал её руку, поэтому мне сразу стало известно о ней всё, даже то, о чём она сама уже успела позабыть. Несмотря на дворянское происхождение и европейское образование, в годы революции она раз и навсегда порвала со своей семьёй, став ярым сторонником большевизма и активным участником одной из боевых групп. После разгрома Врангеля в Крыму она вместе с Розалией Землячкой участвовала в красном терроре. Потом работала агентом НКВД в Киеве и Москве. Имеет звание капитана госбезопасности. Владеет рукопашным боем. Крупный специалист по ядам. Закончит свою жизнь в ноябре 1953. Последние слова, которые она услышит, будут: «Приговор привести в исполнение»!
Да уж, попал я в лапы к пауку. А на вид и не скажешь. Лицо миловидное, улыбка на губах, вся такая аккуратненькая, в белом передничке. Видно, ценят её заслуги на работе, коль поставили присматривать за мной. Ну, ничего. Как говорил Гаврилов: «Прорвёмся!». Кстати, а где сейчас Гаврилов? Жив ли? Что-то тоскливо мне здесь.
Я сидел в кабинете, когда увидел въезжающую во двор чёрную машину. Из машины вышел Берия. Нелли Ивановна встретила его с подобострастием и препроводила в гостиную, в которую мы вошли одновременно. На этот раз Берия был в гражданском двубортном костюме, белой рубашке и чёрном в крапинку галстуке. Усевшись в широкое кресло, он жестом руки пригласил меня сесть напротив него. Общая атмосфера этого дома как будто сама располагала к длительным и неспешным философским беседам.
Отбросив в сторону разные формальности, Лаврентий Павлович сразу перешёл к делу.
– Как вам новое место жительства, Архип Захарович, всё ли вас устраивает и нет ли у вас каких-нибудь пожеланий по этому поводу? – спросил он любезно.
– По сравнению с тем местом, где я находился в последнее время, этот дом можно считать просто дворцом, – льстиво ответил я на поставленный вопрос.