Операция «Престол»

Хотя общение с Жеребковым уже являлось некоей формой сотрудничества.

Понимал он и другое: немцы от него не отстанут и ему надо выполнить их требование.

Конечно, после «Треста» он не верил ни в какие таинственные организации, способные подорвать власть большевиков.

Но в то же самое время он понимал и то, что после семнадцатого года и прихода к власти большевиков в России возможно все.

— Думаю, — прервал он паузу, — я найду человека, который согласится отправиться в Москву с этим конвертом. Одновременно я надеюсь получить от германской стороны гарантии его безопасности…

— Я передам ваши слова и не сомневаюсь, Ваше Высочество, что они будут услышаны.

При этих словах Жеребков откланялся.

Они оба понимали — нельзя дать никаких гарантий, когда имеешь дело с большевиками, а представителю великого князя предстояло отправиться прямо в их логово, в Москву.

Понимали они и то, что дав согласие на контакт с Садовским, Владимир Кириллович ещё одной ниточкой связал себя с Германским рейхом.

Но иллюзия, что его слова и поступки влияют на ход истории, уже завладела умом Владимира Романова. А эта иллюзия гораздо сильнее любой страсти и управляет поступками людей куда эффективнее разума.

Вечером великий князь был уже на вилле «Кер Аргонид» и без обиняков предложил своему секретарю Дмитрию Сенявину отправиться в опасное путешествие.

Тот ответил согласием.

Потомку знаменитого русского адмирала в начале войны Германии с Советской Россией было пятьдесят пять. Его отец дослужился до звания генерал-лейтенанта, сам он воевал в Первую мировую и Гражданскую войну, после поражения белых эмигрировал. Имел чин полковника.

В 20-е-30-е годы жил в Эфиопии, где служил императору этой страны военным советником.

В христианской Эфиопии нашлось тогда место не одному русскому эмигранту. В 1935 году на Эфиопию напала фашистская Италия.

Можно предположить, что не без содействия Сенявина вооружённое в основном кремневыми ружьями и копьями эфиопское ополчение оказало ожесточённое сопротивление итальянской армии.

Судя по всему, именно после поражения Эфиопии в войне в 1936 году и оккупации страны итальянцами Сенявин перебрался в Европу и поступил на службу в канцелярию великого князя Кирилла Владимировича, а потом остался служить и его сыну.

В начале Великой Отечественной войны после ареста Графа и роспуском канцелярии великого князя Сенявин занял должность его секретаря, и все годы войны был самым близким к нему человеком.

Поэтому именно его Владимир Кириллович и решил послать в Россию.

В середине июля Алексей получил телеграмму, в которой его просили организовать встречу эмиссара великого князя.

А еще через две недали после неизбежных в таких путешествиях приключений полковник Сенявин прибыл в Москву.

Анненков встретил его, что называется, с распростертыми объятиями, и отвел его к Садовскому.

Сопроводив гостя, Алексей вскоре ушел, деликатно ссылаясь на занятость по службе, а они, Садовской и Сенявин, проговорили весь день, ночь и раннее утро до возвращения Демьянова.

О чем был их долгий разговор?

Наверное, сначала искали общих знакомых, потом Борис Александрович расспрашивал Дмитрия Львовича о великом князе, о положении дел среди русских эмигрантов под властью немцев, о его знакомых, уехавших на Запад, о недавно умершем Ходасевиче, похоронившем Садовского еще в 1926 году.

И наконец, о том, ради чего Сенявин прыгал с парашютом под Малоярославцем и висел на стропах, зацепившись за верхушку березы, пока адмирала не сняли двое сопровождавших полковника.

Он достал из портмоне аккуратно сложенный конверт, развернул его и поднес к глазам Садовского.

— Вот тот самый конверт, который вы хотели видеть. Вы удовлетворены, Борис Александрович?

Садовской внимательно рассмотрел конверт, попросил развернуть его тыльной стороной, также тщательно осмотрел и ее, а потом, когда Сенявин снова спрятал конверт в портмоне и замер в ожидании, ответил:

— Вполне. Почерк Николая. Правда, подлинник я вижу впервые. Вторая половина шифра — ЗА652718. Запишите, запомните и при мне запись уничтожьте…

Они продолжили разговор.

— Могу я полюбопытствовать, Борис Александрович, — спросил Сенявин, — откуда вам известен этот шифр?