– Не понимаю, почему не наладить промышленный отлов. Популяция вполне устойчива. А отец говорит, что вкус у них весьма специфический, непривычный для многих. Но даже если и так, можно ведь экзотику экспортировать. Я как-то пробовала ах-айорских песчаных червей. Еще та гадость.
Наверное, стоило обидеться, потому как песчаные черви при правильной их готовке гадостью не были. Напротив, мягкие, сочные, с хрустящей острой чешуей и сладким мясом, они нравились всем.
Или почти всем?
– Белое – это мурены. В отличие от хрынов, они хищники, но поднимаются редко, не любят поверхность. Вам повезло, сейчас у них брачный сезон.
Сияющие ленты сплетались друг с другом.
– Мурены помогают контролировать популяцию хрынов. Если их становится слишком много, они начинают объедать каррозу. А хрыны сдерживают рост криля. Без них становится слишком много креветок и водорослей. Начинается эутрофикация…
Алина вздохнула.
– Это основная цепочка, но ее поддерживают две сотни малых. И человеческое участие не требуется. Моя задача – наблюдать, делать ручные замеры воды, проверять работу малых станций. И так всю жизнь.
– Уезжайте.
– Отец предлагал. Мама против. Маме кажется, что здесь хорошо. Спокойно. И ничего не случится. Вот ее правда – хорошо, и спокойно, и ничего не случится. Иногда кажется, что, если вдруг остальное Созвездие исчезнет, мы не сразу заметим. А если и заметим… у нас есть все, чтобы жить.
Она положила руки на колени и уставилась на море.
– Не знаю почему… раньше за мной не водилось такого, чтобы приставать к незнакомым людям. Но вы… вы так не похожи на всех, кого я знаю.
Светлые глаза подозрительно заблестели. А Данияр понял, что, если девица заплачет, он сдастся. И сделает. Правда, он сам не знал, что именно сделает, но наверняка какую-нибудь глупость. А последняя глупость едва не стоила ему жизни.
– Я иногда думаю, что было бы, если бы я родилась в другом мире, – мечтательно произнесла Алина. – В таком, как ваш…
– Да ничего особенного, – Эрра позволила вилке упасть, чтобы поймать ее у самой земли. – Продали бы в гарем…
– Продали? – светлые бровки сошлись над переносицей.
– В лучшем случае.
– В лучшем? – кажется, подобный подход в голове Алины не укладывался.
– Если бы повезло родиться красивой. С некрасивыми сложнее. Их берут в жены те, кто на нормальный выкуп собрать не может. А значит, смотрят на здоровье. Чтобы жена могла и дом вести, и верблюдов смотреть, и работать. Хотя это позор, если женщина работает.
Во взгляде Алины читалось недоумение.
– Все равно часто бывает так, что первую жену берут именно для работы. И тогда уже заставляют трудиться на износ, как говорится. А потом, как выйдет поднакопить денег, дом отстроить и вообще, покупают вторую и третью, которые уже для удовольствия.
Ротик приоткрылся.
И Данияр поспешил уверить:
– Мы боремся с пагубной этой практикой, но, к сожалению, нелегко идти против вековых устоев.
Ротик закрылся.
Алина шмыгнула носом и сказала с мрачной решимостью:
– Я все равно отсюда уеду.
– Куда? – Эрра легла на живот, хотя на местных досках и сидеть-то жестковато было. Пусть пол и прикрыли толстым синтетическим ковром, но, во-первых, не таким уж толстым, а во-вторых, слишком уж синтетическим. Сквозь один пластик ощущался другой, и Данияр подумал, что не стал ли он чересчур изнежен? Помнится, отец любил ночевать в пустыне, и спал, раскинув поверх песков одно лишь покрывало верблюжьей шерсти.
И дед.
А прадеду вовсе пришлось больше года в пещерах провести.
– Не знаю пока.
Алина чихнула.
– Будьте здоровы, – вежливо сказала Некко и покачала головой. – Уехать легко. Вернуться сложнее.
– Было бы куда возвращаться, – отмахнулась Алина. – Тоска здесь смертная… за всю мою жизнь вы – первое происшествие. Точнее, второе. Но точку закроют, и снова станет тишь, благодать да карроза… всюду карроза. Ненавижу каррозу.
– А я пески, – неожиданно призналась Эрра. – У меня от них кожа чешется. От одного вида… но прежде чем куда-то ехать, надо понять, куда и зачем. Иначе всякое случиться может.
Алина не поверила.
Ничего не сказала, но не поверила. А Данияр понял, она и вправду уедет, если не на этом корабле, то на любом другом. Дождется случая и сбежит, оставив позади и дом, и родителей, и тихий этот мир, прелесть которого именно в постоянстве. Только ему ли не знать, какую тоску нагнетает постоянство.
Ей хочется движения.
Завоеваний. И побед. Вот только она, домашняя милая девочка, не знавшая бед, думает, будто мир добр, а люди в нем открыты, что точно так же, как здесь, дома, они всегда поддержат, помогут…
Он покачал головой.
И неожиданно предложил:
– Если хотите, я куплю вам билет.
– Я… – Алина густо покраснела. – У меня есть деньги.
– Пригодятся, – Эрра сказала это мрачно, а уж взгляд, которым она одарила Данияра, и вовсе заставил поежиться. Но ведь он не собирается изменять своему гарему. Он просто хочет помочь.
Все равно ведь уедет.