Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Рано утром на следующий день Эйзенхауэр встретился с секретарем по национальной безопасности Робертом Катлером, который посоветовал принять немедленные меры против Оппенгеймера. В десять утра Эйзенхауэр вызвал в Овальный кабинет Стросса и спросил, читал ли он последнюю справку ФБР на Оппенгеймера. Стросс, разумеется, читал и ее, и письмо Бордена, на котором она основывалась. После непродолжительной беседы президент распорядился немедленно ввести «полный запрет» на «доступ этого лица [Оппенгеймера] к любой закрытой или секретной информации».

В течение дня Эйзенхауэр написал в дневнике, что за «короткое время», которое у него заняло чтение «так называемых “новых” обвинений», он быстро понял – «в них ровным счетом нет ничего, кроме ссылки на письмо некого Бордена». После чего дал точную оценку его содержания: «Это письмо представляет мало новых доказательств». Президенту, по его собственному признанию, уже докладывали: «основная масса» этой информации «постоянно пересматривалась и перепроверялась много лет, и все проверки заканчивались одним и тем же выводом – ничего подразумевающего нелояльность со стороны доктора Оппенгеймера не обнаружено. Однако это не означает, что риска для безопасности не существует».

Эйзенхауэр понимал, что Оппенгеймер, возможно, был жертвой клеветнических инсинуаций. Однако, дав распоряжение начать расследование, он уже не мог его отозвать. Такой шаг подставил бы его под обвинения со стороны Маккарти в укрывательстве человека, представляющего собой потенциальную угрозу для национальной безопасности. Поэтому президент направил генеральному прокурору официальную записку, приказав отгородить Оппенгеймера от засекреченных материалов «глухой стеной».

Вашингтон – большая деревня. Поэтому неудивительно, что уже 4 декабря 1953 года о президентской директиве насчет «глухой стены» узнал старый друг Оппи по Лос-Аламосу, адмирал Уильям «Дики» Парсонс. Парсонс был в курсе знакомств Оппи с левыми активистами и не придавал им значения. Осенью того же года Парсонс написал «дорогому Оппи» письмо, в котором заметил: «Пик антиинтеллектуальности последних месяцев, возможно, позади». Теперь он понял, насколько ошибался. После обеда адмирал встретился с женой Мартой на коктейль-парти, и она обратила внимание на то, что муж был «крайне расстроен». Сообщив ей новость, Парсонс сказал: «Я должен это прекратить. Айк должен знать, что происходит на самом деле». Вечером, вернувшись домой, Парсонс сказал жене: «Это – самая большая ошибка, которую Соединенные Штаты могли бы сделать!» Когда он заявил о намерении встретиться на следующий день с министром ВМС, Марта спросила: «Дики, ты ведь адмирал. Разве ты не можешь пойти сразу к президенту?»

«Нет, – ответил он жене. – Министр ВМС – мой начальник. Я не имею права действовать через его голову».

В тот же вечер Парсонс почувствовал боль в груди. На следующее утро он был так бледен, что жена привезла его в госпиталь ВМС в Бетесде. Адмирал умер в тот же день от сердечного приступа. Марта всю оставшуюся жизнь связывала его смерть с известием о преследовании Оппи.

Четвертого декабря президент отправился в пятидневную поездку на Бермуды, взяв с собой Стросса. После возвращения Стросс начал расписывать очередные шаги в деле правительства США против Оппенгеймера. Он даже подготовил несколько вариантов беседы с Оппенгеймером, чье возвращение из Европы и появление в Принстоне ожидалось 13 декабря. На следующий день после обеда Оппенгеймер позвонил Строссу. Они обменялись дежурными фразами. Стросс небрежно обронил, что «было бы желательно», если Оппенгеймер заехал к нему через два дня. Оппенгеймер согласился, заметив, что ему нечего рассказать: «Не ожидайте от меня чего-то особенного».

Выяснилось, однако, что ФБР еще не закончило анализ письма Бордена. Поначалу Гувер не воспринял его всерьез. Обвинения Бордена, как заметил один агент после получения письма, «извращены и пересказаны своими словами, чтобы сделать их весомее, чем может показаться на основании реальных фактов». ФБР пришлось наверстывать упущенное, и Бюро попросило Стросса отложить предъявление обвинения Оппенгеймеру. Стросс послал Оппенгеймеру телеграмму и перенес встречу на понедельник 21 декабря.