Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

Роберт, похоже, твердо решил доказать, что он благонадежный патриот и что критики ошибались, сомневаясь в его преданности родине. Он обходил стороной все публичные столкновения, особенно те, что имели отношение к ядерному оружию, и неодобрительно отзывался о самозваных знатоках вроде записавшегося в ядерные стратеги молодого Генри Киссинджера. «Какая ерунда! – воскликнул Оппенгеймер, размахивая незажженной трубкой, в частной беседе с Лилиенталем. – Они думают, что подобные проблемы можно разрешить с помощью теории игр или поведенческих наук!» Однако публично против Киссинджера или других ядерных политтехнологов он не выступал.

Весной того же года Оппенгеймер отклонил приглашение Бертрана Рассела на учредительное заседание Пагуошской конференции, организованной промышленником Сайрусом Итоном и объединившей ученых разных стран, таких, как Рассела, Лео Силарда и родившегося в Польше Джозефа Ротблата, покинувшего Лос-Аламос в 1944 году. Оппенгеймер написал Расселу, что «несколько озабочен предлагаемой повесткой дня. <…> В первую очередь установка, будто “продолжающаяся разработка ядерного оружия чревата опасностью”, предвосхищает суждение о том, откуда исходит главная опасность». Рассел в полном недоумении ответил: «Никак не думал, что вы будете отрицать наличие опасности, связанной с дальнейшей разработкой ядерного оружия».

Цитируя этот и другие обмены репликами, социолог науки Чарлз Роберт Торп выдвинул тезис, что даже «отлученный от внутреннего круга ядерного государства» Оппенгеймер тем не менее «в душе оставался сторонником основополагающего направления его политики». По мнению Торпа, Оппенгеймер сползал к своей «прежней роли военно-научного стратега победоносной ядерной войны и апологета правящей верхушки». Так казалось многим. Оппенгеймер явно не хотел приобщаться к политическим активистам вроде Рассела, Ротблата, Эйнштейна и другим, кто часто подписывал петиции протеста против возглавляемой Америкой гонки вооружений. И действительно: его фамилия наглядно отсутствовала под одном из таких документов – открытым письмом от 9 июля 1955 года, подписанным не только Расселом, Ротблатом и Эйнштейном, но и бывшими учителями и друзьями Роберта Максом Борном, Лайнусом Полингом и Перси Бриджменом.

При этом Оппенгеймер не растерял критического запала. Просто ему хотелось действовать в одиночку и не так прямолинейно, как его коллеги. Его ум постоянно занимали глубокие этические и философские дилеммы ядерного оружия, хотя подчас казалось, по выражению Торпа, что «Оппенгеймер предлагал поплакать о мире, но не делал ничего, чтобы его изменить».

В реальности Оппенгеймер очень даже хотел изменить мир, но понимал, что отстранен от рычагов власти в Вашингтоне и давно утратил протестный дух, вдохновлявший его в 1930-е годы. Отлучение, вместо того чтобы дать свободу для участия в обширных дебатах своего времени, побудило его заниматься самоцензурой. Фрэнк Оппенгеймер считал, что брата страшно злила неспособность вернуться в официальные круги. «Я думаю, он очень хотел вернуться туда, – говорил Фрэнк. – Не знаю, почему, но, наверно, однажды распробовав такую вещь, было сложно не желать вкусить ее еще раз».

Иногда Оппенгеймер все же вспоминал о Хиросиме в публичных выступлениях и делал это с налетом сожаления. В июне 1956 года, выступая перед выпускным классом в школе имени Джона М. Джорджа в присутствии своего сына Питера, Роберт назвал бомбардировку Хиросимы «трагической ошибкой». Лидеры Америки, сказал он, решив сбросить атомную бомбу на японский город, «потеряли чувство меры». Несколькими годами позже Роберт намекнул о своих чувствах Максу Борну, своему бывшему преподавателю в Геттингене, осудившему решение Оппенгеймера подключиться к работе над атомной бомбой. «Очень приятно иметь таких смышленых, способных учеников, – писал Борн в своих мемуарах, – однако я бы предпочел, чтобы они выказывали меньше смышлености и больше трезвомыслия». Оппенгеймер написал Борну: «Многие годы я ощущал с вашей стороны известное неодобрение моих достижений. Мне оно казалось совершенно естественным, так как я и сам разделяю это чувство».