Оправдание Шекспира

Поза Аморато очень напоминает позу Томаса Кориэта в книге Джона Тэйлора, Водного поэта, «Путешествие без единого пенни, или Прогулка Джона Тэйлора из Лондона в Эдинбург» (1618): те же скрещенные руки, правда не на груди, а чуть ниже, надвинутая на самые глаза шляпа, плотно сжатые губы («terse» – а граф от природы был говорлив, о чем сообщают комедии и эпиграммы Бена Джонсона) и вид вполне «polite». Про него тоже можно сказать: «Уж верно сочиняет стих». А Томас Кориет, доказал Илья Гилилов, – граф Ратленд.

Ноги у Кориэта расставлены, левая стоит в «профиль», правая – точно «анфас», и на туфле украшение, скрывающее пряжку, – роза, внутри которой крест. Мне как-то пришла в голову мысль, уж не был ли Кориэт-Ратленд первым эмиссаром розенкрейцеров.

Темными остаются для нас и многие эмблемы и импрессы, изображавшие черты характера и достоинства человека, для которого они рисовались и сочинялись, и имевшие тогда самое широкое распространение. До нашего времени дошло несколько книг таких эмблем.

Издание этих книг вызывает сейчас изумление, без авторского пояснения сообразить, что в них изображено, зачастую невозможно, тем более если автор прибегает к приему глосса (в старом значении): объясняя смысл загадочного титульного листа, эмблемы, заведомо дает ложное толкование, пуще запутывая не посвященного читателя. Пример такой книги – «Эмблемы» Джорджа Уизера (1634). Читать ее сейчас и рассматривать человеку, не занимающемуся алхимией и герметикой, бесполезно: такая она кажется скучная и банальная. Между тем ее фронтиспис как раз и есть образец изощренного изображения идеи, волновавшей тогда сонмы виршеплетов не менее, чем она волнует поэтическую братию сейчас, – как вырваться из пещеры обыденщины и взойти на вершины двурогого Парнаса. Путешествие полно опасностей, дерзнувшие срываются с отрогов горы, до вожделенного пика добираются единицы.

Упомянутая гравюра на фронтисписе книги эмблем Уизера сделана тем самым Дрэсаутом, который одиннадцать лет назад выгравировал портрет Шекспира для Первого Фолио.

Раз уж зашла речь об этой книге, стоит добавить, что тон вступительного стиха, приложенного к «загадочной картинке» с Парнасом, ироничный, он, возможно, задает тон и всей книге. Уизер нам еще встретится, он имел отношение к Ратленду, к Бену Джонсону, Водному поэту Джону Тэйлору, главному шутовскому противнику Кориэта. Водный поэт, похоже, был создан именно для этого противостояния.

Есть веское основание полагать, что Уизер был автором поэтического памфлета 1644 года «Выездное заседание суда на Парнасе», где встречаются все наши знакомцы, включая Уильяма Шекспира. Напомню, в памфлете автор упрекает Кэмдена, знаменитого историка, который произвел в джентльмены Шакспера, будучи главой одной из Геральдических палат, что тот запятнал честь давно умершей благородной дамы. А Шекспир назван в нем «мимиком». Эти подробности показывают, какие тесные были связи между людьми творческих профессий (актерство тогда не считалось творческой профессией), и не только принадлежащими к одному поколению, но их предыдущим.

Известен случай, когда поэт забраковал свой портрет на титуле из-за отсутствия сходства. Гравер – еще один наш знакомец Уильям Маршалл, создавший гравюру Шекспира для второго издания сонетов (1640), которая представляет собой зеркальное отражение гравюры Дрэсаута. Джон Мильтон, написавший стихи к Первому (мое мнение) и Второму Фолио (неоспоримый факт), в греческой надписи к своему портрету, приложенному к «Собранию поэм» (1645), посмеивался и над качеством гравирования, и над сходством. «Мильтоновская шутка… довольно-таки тяжеловесная, – пишет Дэвид Пайпер, автор замечательной монографии «Образ поэта». – Ho… портрет демонстрирует, что в это время уже вполне установилась практика манипулировать с портретами на фронтисписах» («…a firmly enough established convention for it – the portrait frontispiece – to be played about with…» [111]

). В архив Мильтона заглянуть было бы неплохо.

Таким образом, аркана, тайна, аллегории в сочинениях и гравюрах, зашифрованные титульные листы, употребление всевозможных шифров – приметная часть культуры того времени (картинка, шифры).

Подчеркнем еще раз – это очень важно! – воздух, каким тогда дышало культурное сообщество, был пропитан идеями герметики, алхимии, астрологии, каббалы – эта последняя опиралась на аллегорическое толкование Ветхого Завета; в научном обиходе были тогда и идеи иудо-христианства. При этом напряженно работала и научная мысль, именно тогда закладывались основы современного понимания космического устройства, разрабатывался математический инструмент, систематизировались минералы, растения, животное царство, исследовалось человеческое тело. Все шире расходились кончики ножниц между сказочным библейским и ученым восприятием действительности.

Таково очень краткое и выборочное описание культурной Эйкумены времен Шекспира. Но мы будем постоянно что-то добавлять, уточнять, пояснять примерами, чтобы у читателя на носу все время оставались исторические очки.