Оправдание Шекспира

Эти слова были сказаны в 1951 году крупнейшим стратфордианцем. Но они справедливы и поныне, о чем свидетельствует последняя, пятьсот шестьдесят восьмая, страница известной книги Шенбаума «Жизни Шекспира».

Пытаясь докопаться, кто прототипы Армадо и Олоферна, Дэйвид перечисляет гипотезы предыдущих исследователей. Вот одна из них: «…Артур Ачесон вдруг увидел любопытное противостояние темы “Тень ночи” Чапмена и “Тщетных усилий”… Чапмен, сочиняя свою “Тень”, надеялся снискать милость нескольких аристократов – “много умного Дарби, глубокомысленного Нортумберленда и искусника Хансдона”. С этой целью он обращается с письмом к Мэттью Ройдону, третьесортному поэту, связанному с этой группой вельмож… Покровителем Ройдона был сэр Уолтер Рэли. Вместе с Рэли и другими его протеже, такими, как Марло и математик Томас Харриет (оба близкие друзья Чапмена), Ройдон организует маленькую “академию” для философских и научных бесед… Харриет, вместе с Уолтером Уорнером и Томасом Хьюзом, двумя другими математиками в этой группе, стал оказывать услуги близкому другу Рэли графу Нортумберленду, тому самому, кому имеется посвящение в “Тени ночи”. Выпад в адрес “Тени ночи” направлен против Рэли; слишком серьезная академия комедии – это “школа” Рэли, и осмеяны в пьесе его три знаменитых математика: изображающие их действующие лица, как писал Довер Уилсон, в арифметике безнадежны… Вполне возможно, что кружок Рэли прямо представлен в пьесе, – продолжает комментатор. – В самом деле, чему могла бы таинственная “школа ночи” (акт IV, сц. III) более точно соответствовать, чем “Тени ночи”?…Довер Уилсон вполне доказательно называет Олоферна самим Томасом Харриетом. Он был учитель, долгое время жил в Сион-хаусе, резиденции Нортумберленда в Айлуорте… и даже сочинял вирши, используя игру слов, основанную на математических терминах» [123]

.

Так вот, если забыть о мифе трех магов, то окажется, что Харриет никак не может быть прототипом Олоферна. Беда в том, что ученые исследования остаются неизвестны не только широкому кругу читателей, но и литературоведам, а красочная сказка о трех магах цепко держит воображение. Выходит, что необходимо тотчас же переводить новое знание, новые факты с языка науки на язык изящной словесности – человек легче усваивает, легче держит в памяти информацию, выраженную в образах, чем в отвлеченных понятиях. И так легче отказаться от привычного мифа, сменить один образный мир другим.

Имя Томаса Харриета встречается в связи с Шекспиром еще раз в более странной ситуации. Когда ученые начали исследовать все подряд письменные документы того времени, особое внимание привлекли записные книжки. В одной из них, принадлежность которой не установлена, имеются выписки на латыни из Томаса Харриета.

Содержание этих выписок – толкование понятия Бога и другие религиозно-философские мысли Ренессанса. Выписки были достаточно опасны – вспомним процесс против сэра Уолтера Рэли. Но в этой же записной книжке имеется еще более интригующая запись, сделанная тем же почерком: отрывки из пьесы Шекспира «Генрих IV. Часть 1». Отрывки даны в соответствии с сюжетным развитием пьесы, и объединены наставлением царствующего Генриха IV своему сыну принцу Генри, как себя следует вести наследнику престола. Сама по себе находка отрывков – эпохальное открытие, ведь нет ни одной прижизненной рукописной строчки из произведений Шекспира, если не считать неоконченной рукописи пьесы «Томас Мор», часть которой, по мнению ученых, возможно, принадлежит ему. И отрывки не только соседствуют с выписками из Харриета, но еще и подвергнуты профессиональному, поэтически даже улучшающему текст редактированию, и тоже целенаправленно. Внесенные поправки – советы важной государственной персоне, как вести себя, чтобы при царствующей королеве завоевать любовь народа, слово «king» исправлено в рукописном тексте на «queen». Находка повергла шекспироведов в оцепенение. И они ее замолчали, хотя первый исследователь Хилтон Келлигер [124] указал на ее исключительную важность и выразил надежду, что, возможно, вскоре найдется рукописный текст, имеющий автора, который поможет установить хозяина записной книжки и редактора выписок.

Келлигер, понимая, что специалисты непременно заявят, что к этой записи имеет какоето отношение Фрэнсис Бэкон – подобные советы он действительно мог давать Эссексу (и давал, см. речь Эссекса в свою защиту на процессе 1601 года хотя бы во втором томе «Писем и жизни Фрэнсиса Бэкона» Спеддинга), взывает в отчаянии не делать поспешных выводов.