Орда (Тетралогия)

С давних пор так бывало —

Ухожу я и в горы и к рекам,

Среди вольной природы

Знаю радость лесов и равнин...

Тао-Юань-Мин

—

Отец! Отец! Батюшка! — распугивая диких уток, раздался, казалось, на всю степь, радостный детский крик. — Батюшка-а-а-а!

— Кажись, Альчинай кричит, — откладывая в сторону охотничий лук, негромко заметил молодой черноволосый мужчина на вид лет тридцати или чуть меньше, одетый в коричневый монгольских халат — дэли — с наборным — с серебряными бляшками, поясом.

— Альчинай? Ну да, это он, — напарник его, чуть старше, светловолосый, с небольшой бородкой и аккуратно подстриженными на китайский манер, усиками, выбрался из кустов и, приложив руку ко лбу, внимательно смотрелся в бегущего по краю сопки мальчика лет пяти. — Интересно, может, мы с тобой, Гамильдэ, что-то забыли?

В больших серых глазах Гамильдэ — Гамильдэ-Ичена — при виде бегущего паренька вспыхнула радость:

— Хороший парень твой Альчинай, Баурджин-нойон. Ишь, как быстр, да ловок.

— Да, — Баурджин-нойон с улыбкой смотрел на бегущего мальчишку. — Быстр — уж тут ты прав. Весь в маму, красавицу Гуайчиль.

— В маму? — Гамильдэ-Ичен усмехнулся. — Вот уж не сказал бы. Гуайчиль смуглявая, а этот вон, светленький. В тебя, в тебя, князь. Ай, какой хороший мальчишка!

Нойон спрятал улыбку:

— С чего это ты его хвалишь, а, Гамильдэ? Что покраснел? Знаю, знаю — свою младшую дочку думаешь за него выдать? А?

— А и так! — молодой человек расхохотался. — Не зря ж ты у неё крёстным отцом был.

— Ну да, ну да, — князь покивал. — Крёстным... А имя-то мы ей красивое придумали, твоей дочке — Хайралан! Звучит, а! А твоя Боргэ как хотела назвать? Карчибеей! Ну и имечко, прости, Христородица, почти как Сколопендра какая-нибудь. Нет, Хайралан куда уж лучше.

— Верно, лучше... Так насчёт свадьбы-то как?

Баурджин махнул рукой:

— Мне б сначала оставшихся деток пристроить — кого женить, кого — замуж... Старшие-то, уже, слава Христу, люди семейные, скоро внуков подарят, а вот остальные... Скоро пора их и оженить.

— Да уж, дети растут быстро, — снова захохотал Гамильдэ-Ичен. — Тебе, князь сейчас сколько? Тридцать пять, кажется?

— Тридцать шесть...

— Ну, вот... А уже внуки скоро!

— На себя взгляни! — нойон шутливо погрозил приятелю кулаком. — У самого скоро внуки, а ты уж и помладше-то меня... года, наверное, на два...

— Да, так... Смотри-ка, уже и Альчинай прибежал! А!

Схватив подбежавшего мальчугана, Гамильдэ-Ичен поднял го на руках к пронзительно-голубеющему небу, подбросил, поймал:

— Ай! Ай! Дядюшка Гамильдэ! — счастливо заверещал малыш. — Ой, отпусти, дай слово важное молвить.

— Отпусти, отпусти его, Гамильдэ, — нойон улыбнулся в усы. — Разбалуешь, потом что твоя дочь делать будет?

Оказавшись на траве, мальчонка напустил на себя самый серьёзный вид, откашлялся и по-взрослому степенно поклонился отцу:

— Дядюшка Угедей приехал! Велел вас срочно позвать.

— У-ге-дей... — схватившись за голову, со стоном произнёс Гамильдэ-Ичен. — Опять явился! И дня не прошло, как уехал... О, Христородица-дева! Послушай-ка, князь, может, я всё ж сейчас в родное кочевье рвану? Ну, не могу я столько пить, клянусь, не лезет уже!

— Э, э! — Баурджин-нойон укоризненно покачал головой. — Одного меня, значит, бросить хочешь? Побратим-анда называется!

— Шучу, шучу! Уж, так и быть, вернёмся вместе. И чего это Угедея назад понесло? Ведь вроде всё уже выпили...

Выпили...

Князь вздохнул и неожиданно улыбнулся. Да уж, что и сказать, попили! Третий сын повелителя Чингисхана Угедей гостил в кочевье Баурджина целую неделю — для столь почётного гостя выставили в юрте-гэре самое лучшее вино, недавно привезённое от тангутов, эх, и славно было вино, жаль вот только быстро выпили. Потом и до ягодной бражки дело дошло, и до арьки, и до хмельного кумыса... Нет, кумыс, он ещё только вчера был — им ведь и похмелялись. Что и говорить, хороший человек Угедей-хан! Умный, рассудительный, много чего знающий, с таким и так-то поговорить — одно удовольствие, а уж если вместе выпить... Кроме всего прочего, Угедей ещё отличался жизнерадостностью и весельем, дородный такой был, добродушный, смешной, добрый — детишки его ужас как любили, вот тот же Альчиной, к примеру. Уж верно, и на этот раз не остался без подарка! Что и говорить — хороший человек Угедей, отличный просто. А что выпить не дурак... так какой же монгол выпить не любит? Да нет таких монголов, и, наверное, никогда и не было. Пьянство — это ведь некое сакральное действо, чем-то сродни доблести — кто кого перепьёт? Кто больше под выпивку разных смешных историй расскажет? А начинаться они — истории эти — всегда должны одинаково: «Как то раз приехал ко мне анда — пили-пили, всё выпили, конечно, показалось мало, стали думать — где взять? И придумали!» — ну, а дальше уже кто на что горазд, всякие там придумки — вот, примерно так.