Что и говорить — уж какие строгие законы не придумывал повелитель Чингисхан супротив пьянства, — а зелёный змий всё время выходил победителем, хоть ты тресни! Потрясателя Вселенной легко на обе лопатки валил, вот уж, поистине, коварное пресмыкающееся. Да что там законы — в своей-то собственной семье и то... Ладно ещё Угедей, а вот младший сын Чингисхана, Толуй — тот вообще не просыхал никогда. Из принципа! Так вот и жили...
— Интересно, с чего бы это Угедей вернулся? — потрепав будущего зятя по голове, задумчиво проговорил Гамильдэ.
Баурджин хмыкнул:
— Ты б лучше спросил — чего он вообще ко мне приезжал? Знаешь?
— Нет.
— Вот и я — нет. Выпить — так и поближе к Керулену есть, с кем. С тем же Боорчу или Джэбэ.
— Джэбэ в последнее время не пьёт. Говорит — печень болит.
— Ага, не пьёт. Смотрит! Как же, верь ты больше, Гамильдэ, всем этим слухам, которые Джэбэ-Джиргоатай сам же про себя и распускает — ишь, трезвенником хочет прослыть, умник!
Фьюуить!
Оглушительно свистнув, князь подозвал пасшихся невдалеке на пологом склоне сопки коней. Ох, не кони — соколы! Пусть и неказистые с виду — такова уж монгольская степная порода — да зато надёжные, неприхотливые, быстрые. Главное — и кормить их особо не надо — в степи сами кормятся.
Потрепав коня по гриве, Баурджин птицей взлетел в седло и обернулся к сыну:
— А ты что же, Альчинай, без коня нынче?
— Ага, — Альчинай, такое впечатление, обиделся. — Неужель без коня? Что я, хуже всех, что ли? Пешком одни трупоеды ходят.
— Ай, молодец, хорошо сказал! — не преминул похвалить Гамильдэ. — Ты, Альчинай-батыр, заезжай-ка ко мне в кочевье, с дочкой познакомлю — ах, красавица!
— Хэй, Армаш, хэй! — мальчик громко закричал, захлопал в ладоши... Из кустов, бросив разнотравье, выскочил белый конёк — смирный такой, невысокий, как раз для ребёнка... Ну, в кочевье-то не дураки, такому мальцу горячего скакуна не дадут...
Посмотрев на сына, князь довольно погладил бородку:
— Ну, коли ты, Альчинай, при коне, так не теряй времени, скачи к Хал кин-Голу-реке, к Ильясу на пастбище...
— Вай-вай! — ловко вскочив на коня, обрадованно закричал мальчуган. — К Ильясу! К братцу!
— К Илье, к Илье... — сына от второй жены, смуглой красавицы Гуайчиль, Баурджин назвал в честь своего отца — Ильёй... Ну уж тут переделали на местный манер — Ильясом кликать стали. Тринадцать лет скоро мальчишке — батыр, воин... Женить пора. От Гуайчиль было у князя трое детей — Ильяс с Альчинаем и дочка, Ниналь — в честь матери названная. Дети от старшей жены — пышноволосой оторвы Джэгэль-Эхэ — четверо — уже, можно сказать, совсем стали взрослыми, особенно старшие — сын Алтай Болд и дочка Жаргал — «Счастье» — отцова любимица. Восемнадцатилетний Алтай Болд превратился в совсем самостоятельного воина, багатура, и нёс сейчас службу на южных просторах монгольской империи, успев, между прочим, жениться на старшей дочери Гамильдэ. Шестнадцатилетняя Жаргал тоже — вот как раз недавно — вышла замуж за сына татарского вождя Кэзгерула Красный Пояс — старинного друга и побратима Баурджина. Теперь вот и князь и его старшая жена Джэгель-Эхэ ждали внуков... А ведь ещё совсем не старые! Да и от младшей супруги — китаянки Лэй — сыночку Иньсяну уже пошёл второй год. Совсем ещё малыш — а уж глядит грозно! В маму, девушку-смерть — что убивать раньше, чем читать, научилась... верней, научили...
— Ты слишком-то не радуйся, — урезонил сынишку нойон. — Не просто так к брату поскачешь — с наказом. Пусть берёт самого быстрого коня и скачет за Буир-Нор, к Хизмару... Он знает. Возьмёт у него там вина, бражки, кумысу... ну, что будет, арьки тоже можно... Угедей, хоть и второй раз за два дня приезжает, а всё ж — гость.
— Да я для дядюшки Угедея... Ой! — Альчинай, видать, только что вспомнив, похвастался пояском. — Смотри-ка, отец, что мне Угедей-хан подарил!
— Красивый, красивый подарок, — похвалил князь. — Ну, ты скачи, Альчинай. А всё, что Ильяс возьмёт, путь тут же везёт в кочевье. Да побыстрее, так ему и передай.
— Переда-а-ам! — стегнув плетью коня, мальчик помчался в степь.
Баурджин с довольной усмешкой смотрел ему вслед — на буро-зелёный океан трав, чуть тронутый редкими осенними цветами, на белого коня, на бело-голубой халат-дэли... Потом обернулся, поправил на плече лук:
— Да уж, вот и поохотились мы с тобой, Гамильдэ. Ничего, в следующий раз как-нибудь...
А Гамильдэ-Ичен нойона, между прочим, не слушал. Подумал-подумал, да бросил коня в галоп, догоняя только что умчавшегося мальчишку:
— Эгей, Альчиной! Постой! Постой-ка!
Малолетний всадник, услыхав крик, взвил коня на дыбы, обернулся.
— Арьки только не везите! — что есть силы, с надрывом, закричал Гамильдэ. — Не нада-а-а-а-а-а!!!
Угедей вместе со своей свитой дожидался хозяина в просторном гэре, благостно принимая положенные гостю вкусности от Джэгэль-Эхэ. А та уж — хозяйка! — с поклоном потчевала важного гостя кумысом, творогом, молоком, да густо белёным костной мукою чаем со сливками.