Да, действительно, к гэрам скакал Ильяс — смуглый, светловолосый, зеленоглазый — на трёх заводных конях вёз бурдюки... Ах, молодец...
— Сюда, сюда, Ильяс!
— О! — завидев юного всадника, Угедей поспешно поднялся на ноги и добродушно рассмеялся. — А ну-ка, князь, покажи своего средненького! Ай, совсем багатур! А ну-ка... — хан обернулся и жестом подозвал слуг. — Тащите мой лук... Тот, охотничий, лаковый... Славный багатур!
Спешившись, Ильяс почтительно поклонился:
— Гость в гэр — радость в гэр. Сонин юу байна у?
— А вот... — приняв из рук слуги красный, инкрустированный золотом, саадак с луком и стрелами, Угедей с улыбкой протянул его мальчику. — Владей, Ильяс-багатур! Вот тебе мой подарок.
— Ой... — Ильяс заметно смутился.
— Бери, бери, — с улыбкой подтолкнул его Баурджин. — Помнишь, я тебе пословицу говорил: дают — бери, бьют — беги...
— Благодарю...
Приняв подарок — вот уж, поистине, царский! — смущённый юноша с благодарностью поклонился.
— А теперь — живо на пастбище! — проследив, как слуги сгружают с коней бурдюки, князь хлопнул сына по плечу. — Негоже оставлять табун на малыша Альчиная.
Ильяс улыбнулся:
— Наш Альчинай с чем хочешь справится!
— А если волки? Или, не дай бог, конокрады?
— Пусть! У меня теперь есть, чем их встретить.
Простившись с отцом и гостями, подросток вскочил в седло и, взвив коня на дыбы, погнал его мелкой приёмистой рысью.
— Багатур! — одобрительно прищурился хан. — Совсем уже взрослый. Послушай-ка, князь, знаю я на примете одну молодую девушку...
— Рано ему ещё о девушках думать, Угедей-гуай, — пусть пока с табунами управляться научиться, да в военный поход сходит... как старший.
— Да уж, старший у тебя молодец...
И в этом тоже был весь Угедей, все знали — никогда без подарков не явится.
Они просидели на склоне оврага почти до самого вечера. Баурджин, Гамильдэ-Ичен, гости. Пили вино и брагу... и даже арьку... рассказывали всякие весёлые истории, да громко орали песни. В основном — короткие — «богино дуу», но всё же спели и одну длинную, протяжную — «уртын дуу». Тема во всех песнях была одна — степь, да сопки, сопки да степь. Ну, ещё — пустыня.
Угедей — вот уж, и впрямь, душа-человек — напившись, веселил всех: шутил, рассказывал пошлые истории, а потом, встав на колени, принялся изображать медведя. Рычал — у-у-у, у-у-у... размахивал руками, потом пополз куда-то к самому краю балки, упал на спину в траву да махнул свите рукой:
— Устал, отдохну. Князя позовите... Забыл ему одну историю рассказать. Ну, про ту пьяную меркитку... вы знаете...
Кивнув, Баурджин подошёл, уселся рядом, сложив по-турецки ноги. Остальные гости вместе с Гамильдэ остались у кошмы... Темнело, в синем небе показались первые, ещё блёкло-серебристые, звёзды, и половинка луны закачалась над бескрайним озером Боир-Нор. Холодало. Слуги сноровисто разводили костры.
— У меня ведь есть к тебе дело, Баурджин-нойон, — усаживаясь в траве, тихо, совершенно по трезвому, произнёс Угедей. — Точнее, это даже не моё дело, а поручение отца. Он просил переговорить с тобой... Помнишь Ляоян?
Баурджин молча кивнул — ещё бы, не помнить... А сердце уже занялось, забилось в каком-то знакомом предчувствии...
— Ты тогда хорошо справился с делом, — так же негромко продолжал хан. — И мы... я, Шиги-Кутуку, киданьский мудрец Елюй Чуцай... мы вспомнили о тебе, когда отец, Повелитель, заговорил о Си-Ся. Там неспокойно, ох, не спокойно... Отец не зря не доверял их прежнему правителю, Ань Цюаню. А нынешнему, Цзунь Сяну, доверяет ещё меньше... и, по-моему, правильно делает... Там есть один крупный и богатый город, сразу за пустыней, в долине реки Эдзин-Гол... Тангуты называют его Ицзин-Ай, цзиньцы — Хэйчжунчен или Хочжоу... Елюй Чуцай говорил, что когда-то он назывался Гаочаном. В общем, не в названии суть... Это город на Великом шёлковом пути, в серединных землях тангутского царства Ся. Отец и все мы хотим, чтобы ты, Баурджин-нойон, стал там наместником великого хана!
— Наместником?! — Баурджин облизал враз пересохшие губы.
Угедей улыбнулся:
— Да, наместником. Практически — властелином. Но не обольщайся, в этом городе полно проблем.
— Что ж, — князь зябко повёл плечом, старательно скрывая радость. — Если надо, то...
— Я вижу, ты даже рад, — негромко засмеялся гость. — И это — славно, нет, и впрямь, славно, коли дело тебе в радость — оно и будет спориться куда как лучше, нежели из-под палки! Я прав?
Ну да, в логике третьему сыну Чингисхана нельзя было отказать... как и в проницательности. И ещё — в умении тщательно маскировать свои планы.
— Да, — вдруг усмехнулся гость. — Сейчас мы вернёмся в гэр и напьёмся. А по пути я расскажу тебе о пьяной меркитке — ты запомни и всем повторяй целый вечер, всю ночь. Что б знали — для этого я тебе и звал. А рассказ занимательный, право же, его стоит послушать. В общем, дело было в те времена, когда меркиты ещё не признавали власть Темучина...
Оба вошли в гэр, смеясь, хозяин и почётный гость.