Орда (Тетралогия)

— Значит, нужно сделать, организовать особое ведомство... Хотя, нет! Не ведомство! — Баурджин азартно потёр руки. — Просто внести изменения в закон — чтобы без защитника не шёл ни один судебный процесс.

— Замечательное решение, господин наместник! — восхищённо воскликнул секретарь. — Любой сможет теперь платить защитнику, а не судье. А на право заниматься защитой пусть сдают специальный экзамен! И платят особый налог — дело-то выгодное. Вот только как быть с бедняками?

— За них уж придётся платить казне, — усмехнулся князь. — А деньги на это возьмём в отделе аристократических титулов. Там ведь тоже взятки берут?

— Ещё как!

— Ну и правильно! То есть не правильно, конечно, но... Пусть те, кто хочет получить титул — его официально купят у государства. Ну, что ты глазами хлопаешь?

— Хочу сказать.

— Ну, так говори!

— Боюсь, это не слишком хорошая идея, господин наместник. Покупка титула — сама возможность этого — несомненно ударит по нравственности.

— Ага, а взятка не ударит!

— Взятка — другое дело, — секретарь упрямо качнул головой. — Она, конечно, есть, но её как бы и нет. Народ не знает, кто кому и сколько дал. А продажа титулов? Это же все будут...

— Вообще, ты прав, — подумав, согласился Баурджин. — Однако деньги-то казне нужны — а тут такие возможности! Грех упускать. Вот что... — князь вдруг хитро прищурился. — Пусть чиновники из отдела титулов эти взятки берут, как и брали, но делятся с казной! В обмен на гарантии собственной безопасности. Скажем — установить закон о конфискации имущества.

— Так есть же такой закон! Только никто его почему-то не боится.

— Значит, надо сделать так, чтоб боялись. Пара-тройка показательных процессов над особо зарвавшимися. Без всяких смертных казней, но с обязательно конфискацией всего неправедно нажитого... И ссылка!

— И продажа в рабство семьи взяточника, — подсказал секретарь, — А также — его возможных любовниц... и любовников. Тоже — с конфискацией. Это вполне можно устроить!

— Далее, по ведомству общественных работ, точнее — отделу военных поселений. Там о земельных участках речь идёт.

— Я понял, господин.

— Так вот, Фань, проработай этот вопрос хорошенько. Выясни точненько, в каких случаях люди вынуждены давать чиновникам этого отдела взятки, и что нужно сделать, чтобы можно было не давать — изменить закон или там что-то ещё.

Секретарь поднялся с кресла и почтительно поклонился:

— Сделаю, господин наместник. Будут ещё поручения?

— Да справься пока с этим! — расхохотался нойон. — Хотя... есть ещё одно небольшое дело, так, по возможности, выясни, если найдёшь время. Был такой ростовщик, Линь Ханьцзы, может помнишь?

— Слыхал про него от отца. Богатый был человек! Имел связи с Турфаном, с сунцами, с Цзинь. Его векселя принимали повсюду. Что именно вас по нему интересует, господин?

— Да ничего особенного, — отмахнулся князь. — Просто выясни — что это был за человек? И действительно ли он являлся таким богачом, как про него рассказывают?

Секретарь с поклоном ушёл, а Баурджин, дождавшись вечера, велел закладывать повозку. И конечно, поехал к Турчинай, в оазис цветов и любви.

Утопая в запахе жасмина, вдова встретила его, как всегда, с радостной улыбкой, бросилась на шею, не обращая внимания на вышколенных слуг, расцеловала:

— О, мой господин! Я так рада видеть тебя. Что-то ты какой-то грустный?

— Да так, — Баурджин улыбнулся. — Дела.

— В моём доме не смей и думать о делах! — женщина лукаво погрозила пальцем. — Идём же скорей в сад, я покажу тебе новый цветок.

Взяв гостя за руку, вдова увлекла его за собою.

В зимнем саду стояла всё та же жара, и так же приятно благоухали розы.

— Иди, я сейчас, — Турчинай легонько подтолкнула в спину.

Князь остановился возле цветущего куста, наклонился, вдохнул полной грудью. И ту же отметил неровные края выложенной жёлтой плиткой дорожки. Здесь вот — покосилось всё, здесь — давно пора плитку менять, а вон там, в углу, явно протекает крыша. Ой, зря хозяйка отказалась от ремонта. Гордая.

Позади послышались лёгкие шаги:

— Любуешься розами? Не туда смотришь!

Баурджин обернулся...

Турчинай стояла в двух шагах от него, обнажённая, с венком из жёлтых роз, небольшая грудь её была тоже украшена бутонами — с шеи спускалось пышное цветочное ожерелье.

— Красиво? — кокетливо спросила вдова.

— Очень...

Князь сделал пару шагов, обнял, подхватил женщину, и, целуя, понёс к ложу.

— О, мой князь! — расслабленно шептала та. — О, мой князь...

Они там же и ужинали, в саду, среди роз, накинув лёгкие шёлковые халаты. Было жарко, и князь вышел на галерею — остыть. Внизу, во дворе, всё так же горели фонари, и вкусно пахло варёным рисом. Проходившие в распахнутую калитку подростки — очередные бедолаги в лохмотьях — совершали ритуальное омовение под бдительным присмотром слуг.

— Всё кормишь несчастных? — вернувшись, с улыбкой произнёс Баурджин.

— Ну да, ведь сам Будда завещал помогать бедным! Тем более — детям.

— Не такие уж они и дети, — усаживаясь на ложе, заметил князь. — Подростки лет пятнадцати. Я бы сказал — вполне взрослые юноши.

— От этого они не менее несчастны. Я позвала сюда танцовщиц, мой господин.