Орда (Тетралогия)

— Найманские князья часто находили прибежище у нас, — удовлетворённо кивнул Фань. — Сказать честно, я полагал, что монгольский ставленник.

Секретарь вдруг замолк, словно бы опомнился.

— Что ты хотел сказать? — поднял глаза Баурджин.

— Так, ничего... С вашего разрешения, я пойду, пожалуй?

Наместник пожал плечами:

— Иди. Я ведь тебя не держу.

— Прощайте, государь, — юноша поклонился. — Доброй вам ночи.

— И тебе того же.

Странный он парень, этот Фань. После ухода секретаря Баурджин в задумчивости прошёлся по кабинету. Из-за каких-то школ переживает, волнуется... и, кажется, ему совсем не по душе кочевники-монголы. А вот он, Баурджин-нойон, наместник Великого монгольского хана — по душе! Как говорят учёнейшие шэньши — прямо парадокс какой-то!

Покачав головой, князь позвал часового:

— Кто начальник смены?

— Десятник Ху Мэньцзань, господин наместник!

— А ну-ка покличь его! А заодно — пусть позовут начальника моей монгольской стражи.

Пригласив обоих, Баурджин поменял охранявших секретаря воинов — монголов на местных.

— Это не в обиду, — успокоил он Керачу-джэвэ. — Просто твои люди слишком уж примелькались. Потом, через десять дней, снова поменяетесь.

— Но сегодня уже не успеть, князь!

— А я не приказываю сегодня. Завтра!

Завтра снова выдался прекрасный денег, солнечный и погожий. Во дворце Дракона — большом, ещё совсем недавно — полуразрушенном — здании на восточной окраине города, с утра толпился народ — высокородные аристократы, влиятельные чиновники, служивый люд рангом пониже. Ну и, конечно, богема — писатели, поэты, художники. Вот кого Баурджин давно уже хотел пригласить во дворец, устроив грандиозный приём, но, пока вот некогда было. И всё же, всё же необходимо выделить на них время, ведь все эти люди — душа нации!

Пышный кортеж наместника с шиком подъехал к широко распахнутым воротам дворца, по-праздничному украшенным разноцветными флагами, ленточками и фонариками. Придав лицу важное и торжественное выражение, Баурджин хотел было выпрыгнуть из повозки... но тут же передумал — слишком уж это было бы не комильфо — и вылез медленно, вальяжно, опираясь на плечи богатырей-стражников с пышными султанами на высоких шлемах. Он сам был хорош: в жёлтом — императорского цвета — халате с вышитыми драконами, в парчовых сверкающих на солнце наплечниках, в начищенном — больно глазам! — зеркацале-нагруднике червонного золота. Шлема, правда, не надел, как и китайскую круглую шапочку — так и ходил с золотым обручем. Ха! Да теперь, благодаря моднику Фаню, полгорода так ходило! Вон, хотя бы здесь — только старики в шапочках, остальные — так же, как и Баурджин.

— Слава господину наместнику! — выстроившись в шеренгу, грянули хором воины.

Реяли на ветру знамёна, были барабаны, ревели трубы. Всё это, по мнению князя — понты дешёвые — были нужны всенепременно! По ним, как по одёжке, встречали.

Завидев наместника, собравшиеся поклонились. Средь них выделялся высокий худой человек с бледным лицом — устроитель выставки господин Цзы Фань. Родной отец секретаря Фаня!

— Рад видеть вас, господин наместник, — почтительно поздоровался господин Цзы Фань. — Это большая честь для всех нас. Нам приятно, что и из дворца тоже прислали несколько работ. Мы разместили их рядом с работами мастера Пу Линя.

— Мастер Пу Линь из Ляояна — мой добрый друг, — улыбнулся нойон. — Я сам всегда искренне восхищался его искусством. — Ну, что же мы ждём, друзья мои? По-моему, пора приступить к просмотру.

— О, да, несомненно! — взмахнув руками, устроитель выставки, наконец, ответил кивком на почтительный поклон сына, стоявшего слева от князя. А потом с улыбкою обернулся:

— Прошу вас, господа! Смотрите и наслаждайтесь.

Посмотреть и в самом деле было на что! Было и чем насладиться. Например, «сумасшедшей скорописью» великого Чжан Сюя — написанные им иероглифы напоминали выплеснутый на полотно бред пьяной женщины... или сивой кобылы — как квалифицировал для себя Баурджин. Вон, на те иероглифы, лучше смотреть слева, а на эти — справа. Игра света и тени! Инь и Ян. А вот — вот — классика: маэстро Ван Сичжи! Что за чёткость! Что за последовательность! Что за изящество!

Вдоволь полюбовавшись классическими вещами, Баурджин и сопровождающая его свите перешли к следующей стене — местной. И тут было на что посмотреть, и, пожалуй, ничуть не хуже классики. Правда, многие местные мастера открыто подражали Вану Сичжи — и это было хорошо видно. Но вот некоторые... Иероглифы Баурджина на этом фоне выделялись, что он горделиво для себя и отметил. И даже собрали толпу! Не зря, значит, учился когда-то у Пу Линя махать кистью!