По всей линии войска забили в литавры – в двухметровые медные котлы, с одной стороны обтянутые воловьей кожей. По гигантским барабанам били длинными палками с толстыми кожаными оконечностями. Гулкий устрашающий звук пошел по всему полю. Его знали не только солдаты, по широким азиатским скулам которых уже ходили желваки, но и боевые кони – они заволновались, зафыркали под своими седоками, забили копытами. Их ноздри раздувались, напряглись узлы мышц. А гул сотен гигантских барабанов летел и с другой стороны поля, где ждал боя противник. От нарастающего шума, как от землетрясения, гудела земля под ногами. Большинство бахадуров с обеих сторон в первых рядах уже приготовились и к схватке, и к смерти. Ничего нет страшнее воина, готового умереть в любую минуту!
А еще великой честью было вызваться и вылететь на противника первыми небольшим числом. Этих храбрецов звали йигиты – они отрывались от своего войска и бросались на противника – дразнили его! Как правило, это были молодые бойцы. Но они же были и лучшими стрелками из лука, и лучшими мастерами сабельного боя на самых быстрых конях. Заводилы-смертники!
Тимур бросил клич, и тотчас полтысячи бесстрашных бахадуров вызвались вырваться с луками наперевес в чистое поле. Йигиты пронеслись через коридоры мимо своих друзей, мимо пехоты, прятавшейся за турами и чапарами, вылетели на простор и ветром понеслись на неприятеля. Только закрываться щитами от стрел бесстрашных йигитов из враждебного лагеря – это не уважать себя! И со стороны ордынцев тоже вылетело не менее бесстрашное войско.
Каждый хотел показать себя в бою!
Им не удалось подразнить противника – они столкнулись и в кровавой сече быстро истребили друг друга. Но это и подтолкнуло обе армии к немедленному началу полномасштабных боевых действий. Одинокие «поющие» стрелы полетели эстафетой ввысь от одной тысячи к другой в армии Тимура, от его тумена к тумену, от кула к кулу. Каждая выпущенная стрела была сигналом. Войска, растянувшиеся на необозримые расстояния, в течение пяти минут узнали о том, что пора идти лавиной на противника.
То, чего ждал эмир Тимур полгода, случилось.
Две громады войск, равные по численности и военному мастерству, под флагами и бунчуками слаженно прошли по тем же «коридорам» и устремились друг к другу. И все это под нарастающий бой гигантских медных, обтянутой кожей барабанов, от гула которых закладывало уши.
Они стремительно приближались друг к другу – похожие внешностью и вооружением, с прокопченными лицами, с раскосыми глазами. В остроконечных стальных шлемах с хвостами, в пластинчатых панцирях, на быстроногих лошадях, тоже наглухо закованных в броню. Воины одного племени – грубые, безжалостные, злые. Почти непобедимые. Одна орда против другой. Ликуйте же, люди иных племен, живущие в Европе или в Азии, когда свершаются такие битвы! Может быть, вам будет жить и дышать спокойнее и вашим потомкам в будущих веках! Пусть бьются до смерти наследники кровожадного Чингисхана! Чем этих славных бахадуров станет меньше, тем больше у вас останется шансов на жизнь!
Десятки тысяч стрел были выпущены с каждой стороны в противника, навесом, и небо стало темным от поющих монгольских стрел. Но щиты и пластинчатые доспехи на людях и лошадях выдержали этот поющий смертоносный дождь. Немногие упали с лошадей. Все решит лобовое столкновение. А до него оставались считаные секунды. С криками и воплями, под гром гигантских барабанов и вой труб, они неумолимо приближались друг к другу. И вот столкнулись передовые полки, в которых были десятки тысяч храбрецов, серпами влетели во вражеские ряды растянувшиеся на километры фланги. Два зверя сцепились на земле Поволжья и стали беспощадно рвать друг друга…
Битва шла трое суток: более полумиллиона человек должны были иссечь друг друга мечами – для такого требуется время. Тимур наблюдал с горы за битвой, как море бойцов впереди, на открытом пространстве, истребляет врага. Тысячи штандартов и бунчуков колыхались в этом море. Тимуру только докладывали: «Эмир Хаджи Сайф ад-Дин расстроил левое крыло врага!», «Джахан-шах отбил нападение и повернул врага вспять!», «Царевич Мираншах держит удар, слава Аллаху! Он оттеснил врага и укрепился на своем месте!» Вестовые то и дело выныривали из битвы и прилетали к его горе, где Тимур со своим штабом жадно дожидался новостей. И где сидела бледная и молчаливая, сжавшаяся, как кошка во время ливня и грозы, юная жена полководца – Чолпан-Мульк-ага. Она хотела увидеть битву – упросила мужа взять ее с собой! – и она увидела ее. Насколько охватывал глаз, уже кровью пропиталась земля и лежали тысячи бахадуров – мертвых, стонущих от ран, по ним сейчас бешено топтались кони.
Чолпан-Мульк-ага боялась даже заговорить с мужем.
К ночи армии расходились в стороны, как две волны, что, сбившись, откатывают друг от друга, а с рассветом вновь вступали в бой. Гул шел отовсюду – это были крики сотен тысяч людей, бой зовущих в атаку барабанов и режущий слух звон стали.