Орфей. Часть 1 (СИ)

- Неужели ты не понимаешь, что я не стану (этика учёного мне не позволит!) продавать изобретение, первый опыт применения которого на человеке увенчался смертью?

- Какая тебе разница? Лишь бы деньги заплатили. Ты хоть соображаешь, о каких суммах идёт речь? Представь: в Швейцарском банке у тебя появится счёт...

- О Боже! Да ты просто не хочешь меня услышать! От этого метода, если начать его вот так вот с бухты-барахты применять, будут снова погибать люди! Я и так виноват, страшно виноват, и никогда этого себе не прощу. Я когда-нибудь сам займусь методом омоложения, основательно всё пересмотрю, доработаю, докопаюсь до причин...

- А деньги тем временем уплывут! Ну и дурак! Пускай дорабатывают они. А у тебя будет огромная сумма на счету.

- Я такие преступные недоработки не продаю!

- Зато я продаю!

- Вряд ли тебе это удастся. Не выкрадешь. Всё предусмотрительно спрятано от таких, как ты. Я не хочу, чтобы гибли люди. Закончить эту работу, пойми, могу только я. У остальных просто ни фига не получится. Кишка тонка (разъясняю для непонятливых).

- Пусть даже так. Хорошо. Но и ты, сынок, меня пойми. Эти деньги нужны были бы и тебе, и мне. Я много потратил на свою разработку, но я тоже кое-чего достиг.

В глазах Ивана впервые вспыхнул интерес. Генрих продолжал подкупающе, таинственно понизив голос, как-то в далёкие времена, когда завораживал ребёнка рассказами о научных дерзновениях.

- Достиг, да. Ни много, ни мало - параллельного мира.

- Расскажешь поподробнее?

- Потом. Сейчас мне нужны деньги. Прошу тебя, давай продадим твоё изобретение американцам. Тоже люди, в конце концов, и притом богатые. Так ты согласен? Выручай, Ваня. Я же на тебя массу средств потратил. А теперь ещё на адвокатов. Так по рукам?

- Нет! Нет и ещё раз нет.

- Из-за того, что кто-нибудь там на начальных стадиях разработки может загнуться? Только из-за этого?

Ивана аж затрясло от ярости, но он сдержал себя, и голос его остался ровным:

- И даже не только из-за этого.

- Так из-за чего? Чёрт бы тебя побрал, чистоплюя! - заорал Генрих в состоянии кинуться сейчас на сына.

- Когда я буду полностью уверен в безопасности моего метода...

Генрих, не выдержал напряжения, не дослушав, схватил парня за глотку. Тот без труда отшвырнул его своей сильной рукой, отец отлетел назад, тяжело дыша, плюхнулся в кресло, которое удачно оказалось позади него.

- Тогда, - продолжил Иван невозмутимо, твёрдо, словно ничего и не произошло, - тогда я отдам изобретение своей стране. Оно, как и я, принадлежит России.

- Отдашь? Козёл! Безвозмездно? Или, может, за гроши?

- Пусть даже безвозмездно.

Прошла и весна, и лето, даже осень приближалась к концу. Когда-то Иван с нетерпением ждал прихода весны. Теперь - почти не заметил, равно как и всех последовавших изменений в большущем одичалом парке, в который выходил порой покурить, побродить, подумать, просто погрустить. Выходил из своей нынешней подземной лаборатории.

С отцом связи оборвались ещё с того памятного момента, когда оба (мягко выражаясь) "разошлись во мнениях" на кухне у Надежды. Где Иван брал средства на исследования, на что вообще жил, чем платил своим одержимым энтузиастам (по мнению Генриха - психам), работавшим с ним вместе и готовым не вылезать на поверхность Земли, борцам за научную идею, которых папаша их лидера именовал голодранцами без штанов...? Всё это так и оставалось тайной. Даже местонахождение этого гнезда науки (а может богоборчества? А может - средоточия греха и ереси всех эпох, гибельного соблазна для человечества?...) места этого Генрих так и не знал, сколько ни пытался выяснить. Мобильный телефон сына был отключен. И многочисленные желающие, которые охотились за Иваном, пока что разочаровались и попритихли. Тема, которая ещё недавно, нашумевшая, была у всех на слуху, начала помаленьку тускнеть. Новых подтверждений сенсации не поступало, и люди начали уже сомневаться: "А был ли мальчик?", постепенно остывая в своём рвении.

Генрих уезжал-приезжал, тоже много работал. В Лос-Анджелесе порой "отрывался по полной" с молодыми трансвеститками-мулатками, обкуренный марихуаной, но потом возвращался в Россию. Здесь ему удалось уже наладить отношения с властями и научным миром и, кстати, перевести восторженный интерес на себя, заставив подзабыть какую-то странную сенсацию, связанную с его сыном, и убедить всех, что это был лишь преждевременный шум.

Но сам Генрих всё же постоянно ждал звонка от Ивана. Слишком хорошо его знал. И поэтому ждал. Пусть пройдёт долгое время, пусть куда дольше, чем тому казалось, но всё равно он появится, даст о себе знать. Что-то непременно произойдёт. В случае полнейшей неудачи - возможно, и самоубийство. Генрих не отбрасывал и такой вариант в теории, хотя не хотел о нём думать. И всё ждал... На что-то подсознательно рассчитывал, всё спрашивал Надежду, нет ли каких-нибудь вестей. Только с ней он мог с глазу на глаз откровенно поговорить об Иване, порассуждать, посетовать, погрустить вместе, словом, облегчить душу.