Орфей. Часть 1 (СИ)

- Я и сам знаю, как он с ней обращался. Я рано начал запоминать и всё оценивать. Пусть не умом, но на уровне эмоций. Помню такую сцену. Я ещё совсем маленький был, всё таскал с собой мехового коричневого медведя за ухо. Кажется, я на горшке сидел тогда, рядом была нянька. Тут я услышал, что в гостиной отец орёт на маму, да так грубо, напористо. В чём было дело, я, конечно, не разбирался. Потом, позже, решил, что, наверное, он выбивал какие-то деньги, которые остались от её отца, но тогда... Вы понимаете меня? Я вбегаю, вижу: отец озверел совсем, замахивается на неё. Стоит, такой, огромный по сравнению с ней, а она - маленькая, худая, со впалой грудью. Он нависает над ней, она - лишь беспомощно закрывается тонкими ручками. Я не думал, не мог думать, весь во власти своего детского инстинкта, я (по колено ему ростом) подбежал и вцепился зубами в его руку. Видно, зубы были острые. Я, как маленький бульдог, висел на нём, судорожно, отчаянно. Он шмякал мною о какую-то мебель, орал, скалил зубы, но я не отпускал, пока не прогрыз ему ладонь. В моей башке гвоздила лишь одна мысль: "Не дам! Не ударишь её! Не-е-ет!!!"

- И что потом? - округлила глаза, обмерла Надежда.

- Ничего. Он с проклятьями ушёл. Так и не ударил. Не получилось. А потом вскоре мамы не стало. Вот и всё. Потом в доме было много шлюх, всяких и разных. Меня они как-то не волновали. Я жил своей жизнью. Подросток-отшельник. Искал в науке всё то, чего мне не хватало. Отец почувствовал, что я когда-нибудь прославлюсь. Возможно, почуял большие деньги. Не знаю. Но он нанимал мне не просто репетиторов для домашнего обучения (школа для меня не подходила, я слишком уж опережал сверстников) - нанимал, не жалея средства, настоящих учёных. И это не могло не сказаться на моём развитии (в биолога я был просто влюблён). Возможно, папаша так с выгодой вкладывал капитал на будущее... - лицо Ивана исказилось циничной улыбкой. - Он же ничего не делает зря.

- Видишь ли, сынок, - вздохнула женщина, - человек не бывает однозначным. Не будем вешать ярлыки. Отец твой в чём-то даже добрый человек. К нам, сотрудникам, хорошо относится. Меня считает старым другом, не прогоняет с работы, хотя давно мог бы взять себе красавицу-секретаршу юную. В чём-то он человечный. А вот с Мариночкой... Да... Ты уж теперь взрослый и понимаешь такие вещи. Что уж тут скрывать? Это, конечно же, был брак по расчёту.

- А он меня уверял, что бросил Еву только потому, что мама была беременна. Лгал, выходит? Так?

- Не проговорись, Ванечка, что ты знаешь это. И знаешь от меня. Мне несдобровать тогда.

- Бог с вами, Надежда Андреевна.

- Всё страшно просто. Ему нужны были деньги. Позарез нужны. Лаборатория уже имелась, но не всё оснащение, на настоящую научную работу нужны были большие средства. Они в ту пору жили с Евой. Но у Евы тогда тоже не было такого богатства. После первого фильма и свалившейся на неё славы она переживала период неудач и забвения, её порядком-таки затравили и политики, которым она не угодила (может, не дала кому-то, уж прости за откровенность), и коллеги-актёры из ревности к её популярности. В общем, она была тоже не в лучшей жизненной ситуации... Ну так вот он и...

- Предал её преспокойно.

- Он переживал, я видела. Но... Сам понимаешь, как он расставил приоритеты. Тогда и женился на Марине. У неё ведь был очень богатый отец.

- Дедушка мой? Ах, да, конечно, как же я не подумал об этом! Но он умер так рано, я его слабо помню. Значит, он оставил все средства...

- Дочери. Но распоряжался, конечно же, зять.

- А что было с Евой?

- Она отвернулась от Генриха. Он добивался снова и снова её любви. Я слышала как-то случайно: он ей звонил, чуть не рыдал в телефонную трубку, потом разъярился. В конце разговора так швырнул трубкой - разбил аппарат. Ева (как я поняла из услышанного) сделала тогда аборт от него. Потом знать его не хотела. В скором времени вышла замуж за режиссёра Тарлинского, потом ещё за кого-то, певца-эстрадника, по-моему.

- Они больше не были вместе?

- Успокойся. Говорю же тебе: нет.