Орфей. Часть 1 (СИ)

Дальше голос Ивана раздался из микрофона, охватил весь разнузданный, снова плачущий и восторженно вопящий зал.

- Прошу тишины. Итак, нашей целью было не только клонирование людей, получить младенцев (это дело немудрёное). Нет, мы хотели получить двух взрослых людей, молодых, но вполне созревших в личностном плане. Для этого (внимание!) мы помещаем детей в биоускоритель и будем следить за их развитием. Вы все будете свидетелями этого процесса. Не бойтесь, господа, вы не соскучитесь. Рост и развитие будут проходить быстро, зримо, этот процесс, думаю, займёт час-полтора.

- Вано! Вано! - вскрикнул Рекс. Он явно не был сейчас повелителем судеб. Генрих так и впился в него глазами. Король стал просителем (склонился, как перед Богом, перед Иваном), голос его дрожал, он испуганно молил:

- Вано! А это не опасно? Мой сын не погибнет? Нет? Может лучше отдай мне его такого, маленького, как есть, я буду его растить.

- Как хочешь, воля твоя. Но, не забывай, - жизнь твоя под угрозой, Рекс, - ответил Иван. - Обширный инфаркт недавно да и деятельность твоя не спокойная, сам знаешь. Ты можешь не дожить до того момента, когда сын повзрослеет. Кто тогда о нём позаботится? Давай вверимся науке. Обещаю, что если что-то пойдёт не так, эксперимент тут же прекратим. Опасности уже нет. Я же рискую моей Евой!

Рекс обессилено упал на стул. Эксперимент продолжался. Теперь между столиками расхаживали не только роботы-официанты с закусками (от волненья мало кто ел, больше напивались), но и медики: мерили давление, давали таблетки, успокаивали.

Экран, который прожигали, казалось, десятки напряжённых глаз, показывал сначала чуть заметные, потом всё более явные изменения во внешности двух спящих голеньких малышей, которые, облепленные датчиками, лежали в прозрачной камере. Они росли. Безжалостно утыканные какими-то проводочками, трубочками, с масками на лицах, они явно становились старше, зрелее, как-то краше, менялись на глазах.

Зал причитал, вскрикивал, молился, выл от восторга. Журналисты снимали всё, с самого начала. Но и с них, привычных ловцов сенсаций, уже пот лил градом, эмоции зашкаливали.

Не вполне адекватный Генрих переходил от обалдения к возбуждению, нервному взлёту, и снова мрачно, в испуге, затихал. Потом начинал надеяться. Ведь вот она, есть уже, живая Ева! Хоть трудно ещё признать её в этой крошке с красненьким личиком и поджатыми к животику ножками. Го она есть, она появилась! Есть и этот мальчик, которым Иван расплатился со своим щедрым, хотя и опасным спонсором. Только, Господи, чтобы они выжили! О, всевышний, помоги же этим детишкам! И тогда всё будет так здорово!... Аж страшно представить.

А сознание, - вдруг испугался Генрих. - А сможет ли Иван вложить в их развивающийся мозг сознание тех, именно ТЕХ людей? А вдруг они вырастут имбицилами, внешне взрослыми, а сознание будет нулевым, младенческим? Сможет ли Иван придать работе мозга именно те синапсы, которые записал, сохранить личность? Или для этого нужно быть и вправду Богом?...

Генрих то вскакивал в тревоге со своего места, то со стоном падал вновь и начинал прихлёбывать коньяк, от которого уже тошнило.

Иван не отходил от приборов, в них фиксировалась жизнедеятельность объектов. Но по его лицу двое отцов, впившихся в него взглядами, делали выводы, что всё идёт нормально, без отклонений, и на пару минут могли вздохнуть не так напряжённо. Затем - нервный мандрож возобновлялся. "Эх, Ванька - Ванька! Попил же ты мне крови! И за тебя, и за себя тут поседею прежде времени! Знал бы - не приходил! Если б ты только собой рисковал, это было бы ещё куда ни шло. А то ведь, если ни фига не выйдет с записью личности, то Рекс тебя шмякнет на месте, не сомневаюсь, а я... А мне уж точно прекратят финансирование мои спонсоры "в связи с утратой доверия", и всё, чего я достиг (а я уже достиг!), возможно, так и не увидит свет. Конечно, до параллельного мира когда-нибудь дойдут, дорвутся, человечество найдёт путь туда, бесспорно, но только первооткрывателем буду не я, забытый, несправедливо забытый..." - причитал Генрих мысленно. Его уже мутило от выпитого.

Через несколько минут тошнота дошла до такого градуса, что поневоле пришлось встать и нетвёрдым шагом пойти к выходу из зала. Рядом откуда-то из полутьмы тут же материальзовалась верная Надежда, подхватила под руку, потащила прямёхонько к туалету. Видно, привыкла проникаться всем, чем живёт шеф.

Ждать у мужского туалета ей пришлось довольно долго. Наконец, опустошив свой желудок, облегчив всё, что только можно, Генрих, которому явно полегчало, появился снова с победным видом. Гордое лицо уже успело обрести свою ироничность. Видно, он умылся холодной водой, капли ещё стекали, он отфыркивал их, но короткие чёрные волосы уже зачесал на косой пробор и смотрел вполне браво.

Надежда залепетала:

- Как вы себя чувствуете?