Орфей. Часть 1 (СИ)

- А ты так и не понял? Не осознал, чего я хочу сейчас от жизни? Получить то, чего я была лишена. Поистине, надо было умереть, чтобы произошла переоценка ценностей. Я стала ценить самоё жизнь.Начиная всё заново, я поняла, что была несчастнее какой-нибудь засаленной домохозяйки, которую окружают её дети. Да я ребёнка хочу родить! А может быть, и многих. Хоть каждый год буду рожать, если Господь даст мне это счастье. Буду с Анатольевной на кухне возиться, готовить научусь, - добавила она уже со смехом, хотя слезинки ещё бежали по щекам и сверкали дрожащими искрами в синих глазах. Синих, потому что небо в окне, куда она смотрела сейчас, вдруг посветлело, стало ярким и глубоким, его сиянье отразилось в радужках с полной силой.

Вслед за хвойным царством, что окружало Иванов особняк, шли обычные смешанные рощицы, тянулись до горизонта. Кое-где среди рыжих лиственных деревьев, порой уже оголённых, порой в шевелюре огненной листвы, маячили крыши, башенки или претенциозные шпили каких-нибудь соседских домов. Осенний ветер гнал листву, шуршал, пах сырой землёй и грибами.

Ева взглянула на серые бегущие облака, вдали они сливались с полосой леса и таяли в мрачноватой осенней мгле. Повела взглядом вслед за более светлым облачком, но и оно улетало вдаль. Ева поёжилась от этой нелюбимой ею с детства тревоги ветренного осеннего дня, когда ветер терзает уцелевшую ещё позолоту лесов, а они, печальные, грезят об ушедшей роскоши лета. Ева всё смотрела на светлую полосу меж затянувших небо облаков. Туда улетел сегодня утром её Иван, и когда теперь будет - неизвестно. Работает. Занимается клонированием, пропадает до поздней ночи.

Она не сетовала на то, что он так занят. Не упрекала его. И уж тем более не заподозривала в измене. Прекрасно понимала, что, если бы не его способность так титанически вкалывать часов по 18 в сутки, не его фантастическая увлечённость в работе с живым материалом, с самой жизнью, которая за это благодарно открывала ему свои тайны, если бы не его одержимость, соединённая с чутьём, то она, Ева, сейчас не бежала бы с лесистого холма по чуть приметной тропинке меж корней, не перепрыгивала бы через камни, вот такая, пружинисто-лёгкая, радуясь каждому вздоху с пахучим лесным осенним настоем.

Она понимала, как напряжённо он работал. Вот сейчас пытался спасти умирающего Рекса. "Пусть даже это преступник, - рассуждала она, - ему держать ответ перед Всевышним за всё содеянное. Но нам с Иваном он сделал только добро. Как же мы можем не помогать ему, когда ему плохо? Да и парень у него чудесный, так печётся об отце."

Названный брат, начинающий художник, не раз уже прилетал к Еве в гости, однажды возил её на выставку своих картин. Она была поражена: до чего же этот странный мальчик, немногословный, застенчивый, какой-то женоподобный, с громадными глазами, которые казались накрашенными, до того длинны были ресницы и таинственен взор, до чего он не схож со своим криминальным папашей! Скромен, тих, при этом обожает уединение - работает где-нибудь на лоне природы, пишет свои пейзажи.

У Евы ни разу не возникло обиды или сожаления, она всегда понимала все поступки Ивана, всегда чувствовала его правоту и готова была ждать его, сколько нужно. Вот только сегодня утром ей стало чуть обидно. Впервые в жизни. Он не выслушал её. Не успел. Не счёл это важным. Очень уж спешил и ласково-шутливо отмахнулся от её слов, от того, что она хотела рассказать ему, о чём посоветоваться, чем поделиться. Ему было не до неё с её изменениями. И ей не с кем стало об этом поговорить.

- Ваня, подожди, - тянула она его за рукав, - я хочу рассказать тебе о чём-то странном, что со мной происходит. Что-то такое непонятное... Чего не было до сих пор... Какие-то новые свойства появились. Их нет у других людей. Их вообще ни у кого нет. Я о них только читала, но никогда ни у кого не видела.

- Бежать надо, прости, Синеглазка. Потом, потом обсудим, поговорим. Какие-то новые свойства, говоришь?... Так бывает у всех беременных. Тебя не тошнит по утрам?

- Нет! - воскликнула она в досаде. - Я совсем не о том! Послушай!

- Не могу! Меня ждут. Сегодня заседание Учёного Совета. Меня постараются стереть в стиральный порошок. Только не переживай, моя хорошая, Зайчиха моя синеглазая, - он чмокнул её, пробегая, куда-то в шейку. - Эти старые пердуны сами получат несварение желудка и геморрой. Я им устрою! Бой будет не на жизнь...