Мое зрение, с трудом преодолевая мглу тумана, рисует темные контуры скрюченных в последнем усилии тел, уже навеки остывших и потерявших свою ауру жизни, разума и тепла. Я смутно узнаю их, мимолетные обрывки воспоминаний, и мозг, спасаясь от безумной боли утрат, раз за разом стирает их из памяти, просто толкая мое истерзанное тело вперед и вперед.
Очередной боковой проем, один из многих пройденных мной, обжигает меня очередной порцией невидимого пламени, в голове пробегает мысль о еще одном пробое в защитном щите, напрочь выбитых шлюзах и исчезает.
Моего сознания касаются запросы и доклады от многочисленных, все еще функционирующих механизмов и устройств, продолжающих уже бесполезную борьбу за уже погибшие жизни. Я подтверждаю их автономный статус в исполнении последней инструкции и передаю управление локальным контурам псевдоразума комплекса, что катастрофически быстро деградируют после гибели командного центра.
Мне надо дышать, мне надо идти, мне нужно раз за разом, насилуя запредельной нагрузкой основной мозг, отключать истошно вопящие, еще не сгоревшие болевые рецепторы тела. Используя еще не умершие нервные окончания, в обход уже умершего ходового мозга заставлять тело идти и дышать, буквально выцеживая из себя последние резервы и силы.
Цель близка и так бесконечно бесполезна, но я иду, качаясь, хромая и спотыкаясь, заливая пол кровью тела и слюной с кровью через прогоревшую маску, оставляя на стенах обуглившиеся куски одежды с такими же обуглившимися кусками кожи.
Подойдя к проему входа в очередной сектор, с усталой радостью отмечаю, что шлюз цел и моргает сиреневым светом аварийного освещения. Содрав с головы маску, с облегчением утыкаюсь мордой в пятно идентификатора, просто ожидая, когда он среди её ожогов найдет и распознает меня.
Секунды кажутся столетиями, и я все жду и жду, чувствуя, как постепенно мое тело отключает, на ее взгляд ненужные органы.
Я не смогу продолжить род, мне уже нечем есть и пить, с горькой усмешкой встречаю сообщение, что я не смогу читать мелкие символы и распознавать запахи.
Дверь шлюза проваливается вовнутрь, и я едва не падаю. Собравшись, шагаю под лучи стационарного диагноста на входе и вновь едва не падаю от множества всевозможных лекарств и снадобий, что истошно моргая датчиками, он выливает и вкалывает в меня. Отмахнувшись от его несмелого и горького предложения легкой смерти, походя выдергивая из себя инъекторы и чувствуя, что боль уходит, иду дальше.
Здесь почти нет тумана, что держит отраву ниже ноздрей, свет ярче, и нет тел. Еще один шлюз и короткий, подвесной переход к замершему посередине монолитно-каменного зала с высоким потолком, огромному матово-черному шару.
Я почти уснул, и наверняка бы навеки, пока очередной дотошный идентификатор воевал с моим телом, пытаясь найти причины не пускать меня внутрь. Но я это все еще я, хоть и трудно узнаваем, и шлюз уходит в стену, запуская меня в шар.
Я шиплю от отчаяния и почти падаю животом на анатомический пилон управления, не спуская глаз с неподвижной фигуры на втором таком же.
Но и ему еще рано умирать. Укутанный в защитный костюм силуэт, окруженный тускло мерцающими управляющими символами комплекса, шевельнув хвостом, поднимает голову и стягивает маску с морды.
Маска с мокрым шлепком падает на пол камеры и почти неузнаваемый мною сосед долго заплевывает его кровью и кусками легких. И наконец, поворачивает морду ко мне, скалит окровавленные зубы.
— Они достали нас.
Его с трудом можно услышать. Горловой мешок с трудом раздувается, прогоняя через горло очищенный машинами воздух. Но я вижу символы на экране диагноста и понимаю, что и ему жить не больше, чем мне.
— Мы их тоже. Но как они смогли…
Он молча тычет когтем в висящие перед ним символы, и я скриплю зубами.
Просто чудо, что на этом месте не плещут соленые воды океана, как на несколько сотен лиаров севернее, где теперь могила основного комплекса обороны. Но даже и того, что вскользь досталось нам, хватило. Камень устоял, живая плоть — нет.
Дальше мы просто молчим, борясь с тошнотой и слабостью. Мобильный диагност комплекса разрывается между нами двумя, почти непрерывно вливая и вкалывая в нас все, что у него есть. Мой сосед молча задевает зеленый символ своим когтем на его контуре управления и подтверждает ему свой и мой выбор.
Диагност давится и, помедлив, просит повторно подтвердить наш выбор. После чего быстро вкалывает нам новый набор лекарств, гаснет лучами сканеров и замирает.
Пара манипуляторов еще несколько мгновений освобождают нас от лохмотьев защитных костюмов.
— У нас полчаса. Ты готов?
— Почему не ты?
— Тебя учили и растили для этого, не спорь. Это твой путь. Иди.
Я медленно встаю, стряхивая с себя липкие лапы диагноста, шагаю в открытый моим собеседником проем вглубь комплекса.
— Садкхха, — я поворачиваю голову в сторону собеседника, он на мгновение прогоняет муть из своих глаз, мотнув косичками, едва слышно шипит на старом языке первых Юнгшиидов, — для тебя нет боли, для тебя нет страха, нет жалости, нет сомнений.
Для тебя нет Смерти, пока не выполнишь порученное.