– Дорогая моя, они пытались. Отговорки сплошные. Но главная причина, к несчастью, кроется в местных верованиях. Люди не верят, что какой-то спящий бог представляет для них угрозу. Утверждают, нет бога, кроме единого Бога. Многие даже на убийство готовы, чтобы это доказать.
Свечка постарался дышать ровно и унять колотящееся сердце. Несмотря на Надежду, несмотря на все происшедшее, ему все еще трудно было поверить, что Ночь гораздо сложнее, чем он думал всего каких-то несколько лет назад.
Чудовища из этого, как его называли местные, Идиама просто не могло существовать – только не в мире истинного чалдарянина или мейсалянина.
Что-то у монаха в голове щелкнуло. Пока картинка не сложилась, но беспокойства из-за Надежды у него прибавилось.
Она действовала очень осторожно, чересчур осторожно, и надеялась, что никто не заметит. Кралась на цыпочках, тасовала знания, боялась, что жители срединного мира заметят что-то, связанное с дринджерийским колдуном, что-то неявное.
Кедла тоже это почувствовала:
– Уверена, Правосудные согласятся. Что угодно, лишь бы тут не торчать.
На мгновение им показалось, что Надежда вздохнула с облегчением, а потом вдруг чуть обеспокоилась, будто возражая самой себе. Согласие Кедлы разрешило некое затруднение, но в будущем это грозило большими неприятностями.
Надежда поняла, почему улыбнулся Свечка, и еще больше обеспокоилась. В этот раз она не флиртовала, не соблазняла, не мучила. И даже Кедлу не завлекала.
– Я обязана доложить о вашем решении, – сказала она. – Нужно выступать немедленно. Через несколько дней погода испортится, а во время бури путешествовать опасно.
К удивлению Кедлы, Надежда торопливо обняла ее и поцеловала в лоб, а потом вышла из шатра.
Девушка и монах видели, как она выходила, но снаружи богиня так и не появилась. Караульные как раз встречали хвастуна-главнокомандующего. Бедный Горт, кажется, совсем не понимал, что главный жеребец тут вовсе не он.
Вдове Пинкус по некой непонятной причине пришелся по душе. Хотя с его появлением все вечно усложнялось.
– Надежда что-то затевает, – сказала Кедла Свечке.
– Дорогая моя, это само собой разумеется. Иначе она не может. С самого начала собиралась нас использовать. – Старик потер голову татуированной змеи на левой руке.
Еще одна змея, поменьше, шевельнулась, будто вспоминая ту первую встречу.
И что тогда было разлито в воздухе?
– Доказательств у меня нет, но чутье мне подсказывает, что она теперь сама всего лишь пешка, – призналась Кедла. – Кое-как выполняет приказ, намекает нам, что тетушки заставляют ее делать что-то, что ей совсем не по нутру.
– В этом ты лучше моего понимаешь. Как думаешь, что на самом деле происходит?
Кедла приложила палец к губам. Свечка решил, что она опасается колдовских шпионов, но тут в шатер вошел Пинкус Горт, уболтавший-таки караульных.
Кедла что-то сердито проворчала, но расстроилась она не сильно.
Совершенный подозревал, что нынешнего главнокомандующего тоже коснулась Ночь. Слишком уж это ощущалось, несмотря на его репутацию.
Зашевелились татуировки. Неужели из-за Горта? Значит, он опасен? Змеи вели себя спокойно с того самого праманского налета – тогда от их яда погибло несколько человек, а на совести у совершенного прибавилось пятен.
41
Святые Земли, отдельные схватки, королевские каверзы
Хект почти погрузился в глубокий сон. Постоянное желание спать снова вернулось, и он ужасно злился. Это отнимало уйму времени, да и сны снились слишком тревожные, а он сейчас никак не мог позволить себе терять время и волноваться.
Что-то изменилось. И случилось это после прибытия Элспет.
Воздух в комнате задрожал, словно кто-то вот-вот появится. Хватит с тебя, поспал. Только бы не Элспет с волшебной свечой, подумал Хект не слишком доброжелательно.
Впрочем, с таким же настроением он бы встретил и сестру, и дочек, хотя не видел никого из них с самого Гипраксиума.
Хект действительно скучал по ним и Анне, чем бы он ни занимался. Ему ужасно не хватало семейного тепла.
Странно. Он будто раскололся надвое, ему все неуютнее было в собственной шкуре, и чем больше он превращался в лорда Арнмагила, командующего Кампанией во славу мира и веры, тем меньше ему нравился Пайпер Хект.
– Не спишь, как вижу, – сказала Гаурли. – Обычно-то ты ужасно храпишь.
Хект обреченно вздохнул, перевернулся на бок и уставился на богиню. Оправдывая свое прозвание «Лучезарная», она вся лучилась светом.
– А подождать нельзя было?
Ему нестерпимо хотелось покапризничать, но на самом деле он обрадовался. В присутствии Гаурли ему всегда становилось лучше. А если она задерживалась подольше, то и вовсе хорошо.
Может, страсть к саморазрушению, затаившаяся так глубоко, что и не отследишь, толкала его к еще одной безрассудной связи? Пайпер очень надеялся, что нет. Он не чувствовал той одержимости, которая охватывала его при виде Элспет, или покоя, которым его всегда обволакивало в присутствии Анны, или принуждения, как было тогда, с Катрин. Гаурли скорее напоминала ему давнего друга, рядом с ней его боль и тревоги понемногу утихали.